Ждали месяц. Груз прибыл. Девять тысяч наличными вручили в руки таможеннику, и этот милый человек поставил на документах круглую крошечную печать с двуглавым орлом, после чего отбыл, небрежно приняв презент – коробку красного бордо. Сколько получило государство в виде пошлин и акцизов, Матвей не знал, но подозревал, что ровным счетом ничего. Выходило, что хозяева фирмы «Вина Франции» – самые натуральные контрабандисты. Бутлегеры.
Правда, настоящие бутлегеры, как следовало из американских фильмов, без заряженного «томпсона» из дома не выходили. Знайка же предпочел доверить безопасность фирмы специалисту: щуплому человечку с золотом во рту и на запястьях, носившему погремуху Соловей.
– Штука баксов в месяц, и я весь ваш, – кратко высказался специалист, явившись впервые. – Мы тут весь порт держим. Если что – любого распилим на составные части.
Матвей хотел было вручить немногословному бандиту коробку лучшего белого, но тот с достоинством отказался.
– Я не пью, – подмигнул он. – Я курю.
Дали рекламу – и стали торговать. Товар не пошел нарасхват, но все же пошел. А потом грянул парламентский кризис.
Естественно, Матвей в событиях не участвовал, а смотрел по телевизору. Политика как таковая его практически не интересовала. Он и в девяносто первом не полез на баррикады. Какой смысл? Надо делать свою работу, а не играть в Робеспьеров. Обе произошедшие с разницей в два года революции с возбужденными толпами молодежи, с размахиванием флагами, с автоматными очередями по ночам и грохочущими по проспектам танковыми колоннами показались ему фарсом. Демагогические, беспардонные шоу для простолюдинов. Революции, кризисы, реформы и путчи шли нон-стоп, одно представление за другим, гражданам не давали опомниться, а из сановных кресел глядели все те же постные, изжелта-серые, мясистые физиономии. Имперские морды. Менялись только таблички на дверях их кабинетов. Члены Политбюро перекрасились в банкиров, Центральный комитет Коммунистической партии сделался Союзом промышленников и предпринимателей. Пока романтики бренчали гитарами и бросались под танки – эти, имперские, тихо свинтили старые таблички. Повесили новые. На этом революция завершилась, подарив каждому то, чего он хотел: одним – эмоции, другим – капитал.
Матвей хотел капитала. Он не пошел на баррикады. Нет, в те дни он принципиально приезжал в контору и сидел на телефоне, принимал звонки. Телефон, кстати, отнюдь не безмолвствовал. Не один Матвей в Москве был такой аполитичный. Пока танковые орудия обстреливали Белый дом, бизнес продолжался.