- И тем не менее, Стелла Георгиевна, — проговорила Сазонова, — все отделы сообщили нам о состоянии товарных остатков, а вы задерживаете. Чего доброго, столкнете нас с банком.
Рудина отошла. На душе у нее было неспокойно. Только что она поднималась в главную кассу, к пятичасовой выручке. Интересовалась. Выручка по обувному отделу была настолько низка, что главный кассир укоризненно покачала головой. А это она позволяла себе лишь в особо тяжелых ситуациях. Рудина намеревалась проконтролировать и семичасовую выручку. Но надежд было мало, она это чувствовала.
Сержант Пинчук нес службу при главной кассе.
В семь вечера он сопровождал старшего кассира во время обхода на снятие денег. Обычно старшего кассира сопровождал конвой из двух милиционеров — впереди и сзади. В пять часов кассу еще сняли полным конвоем. А к вечернему обходу у напарника разболелся зуб, и Пинчуку пришлось сопровождать старшего кассира одному. Пинчуку недавно стукнуло полста, но он любого молодого милиционера на гирях пережимал. Да чего, собственно, опасаться — маршрут жесткий: из зала в зал, от кассы к кассе. Вокруг полно людей. И сама процедура сдачи кассирами денег дежурному кассиру была не канительна. Сложила выручку в номерной мешочек, приложила реестр, захлопнула — и все. Дежурная не пересчитывает денег — прихватывает мешочек, расписывается в получении и следует к другой кассе.
Еще никогда за все годы службы Пинчук не слышал, чтобы совершили нападение на дежурный конвой. Но Пинчук к своим обязанностям относился добросовестно. Видел все вокруг и около...
В помещении главной кассы размещалось, в сущности, два учреждения: универмаг «Олимп» в большой светлой комнате отделялся прочной стеной от филиала Госбанка. Представитель банка — оператор, пожилая женщина в цветном домашнем халате и тапочках, сидела за бронированной стеной. Сержант часто любовался через смотровую щель, с какой скоростью она пересчитывает деньги. Прозрачная рябь, в которой обозначались только пальцы. Миг — и пачка обработана. Обвязывала лентой. Ставила свой штамп. Все! После нее уже пересчитывать не будут — она представитель банка. Затем составляла препроводительную ведомость. Вкладывала все это в сменную сумку, специально закрепленную за Универмагом. Пломбировала. Все это надо успеть до прибытия инкассатора.
Последнюю, девятичасовую выручку кассиры приносили в банк сами. Сдавали. Собирались домой. Обычно Пинчук располагался на табурете с журналом в руках, изредка окидывая взглядом снующих по комнате кассиров. Те угощали сержанта кто яблоками, кто домашним пирожком. Переговаривались между собой. А иногда такую свару затевали, хоть уши затыкай. Кое-кого из них связывали с главным кассиром Степановой особые, деликатные отношения. Но об этом не принято было говорить — Степанова начальница строгая, а место кассира в «Олимпе» на улице не валяется. Главный кассир мог миловать, мог казнить. «Миловать» — значит при каждом удобном случае подкидывать выгодную в этот день кассу. Не говоря уж о мелких любезностях: график работы и отдыха, отпуска... «Казнить» — наоборот. Конечно, существовала «скользящая» очередность, чтобы без обид. Но работа есть работа. Всякие возникают ситуации...