Фиртич круто повернулся и вышел из комнаты. Следом заспешил ошеломленный Сазонов. За приоткрытой кухонной дверью мелькнули светлые ребячьи глазенки.
- У вас двое детей? Этот малыш не похож на шестиклассника.
- Это сын сестры. Она работает у нас бухгалтером.
- Вот и пусть, продолжает работать, — с нажимом произнес Фиртич, одеваясь. — Так же, как и вы, Павел Павлович.
Скомкав у горла рубашку, Сазонов смотрел, как Фиртич спускается по лестнице, надеясь, что Фиртич взмахнет на прощанье ему рукой. Но не дождался.
Фиртич был недоволен собой. Одна причина определенная: разговор с Сазоновым. Тактически он поступил верно. Его визит формально нельзя истолковать как ультиматум, он пришел выразить обиду за испорченный праздник... Но не дураки же они, должны понять: нечего лезть на рожон да трепать языком о липовых успехах Универмага в прошлом году. Накануне решения вопроса, столь важного для «Олимпа». Или лучше открыто с ними поговорить, растолковать свои планы, привлечь в единомышленники, а? С братом он бы еще договорился. А с сестрой? Интуиция ему подсказывала, что она орешек непростой. Что ж, время покажет...
Вторая причина недовольства была неконкретна, расплывчата. Память выталкивала то директора ресторана Кузнецова в мешковатом костюме, то Мануйлова с озабоченным лицом, то Анну...
...
Елена уже спала. Фиртич тихонько просунул руку под горячую щеку жены. Та шевельнулась, устраиваясь удобней...
В просветленной ночным окном темноте лицо жены сейчас казалось и знакомым и чужим. Фиртичу мешало это впечатление. Может быть, он и вправду не знает эту женщину, как не знает всех тех, кто сейчас возникал в его сознании. Да знает ли он себя? Иногда он ловил себя на странном ощущении. Перед зеркалом, когда пристально рассматриваешь свое лицо вблизи, оно кажется не своим. Куда ближе ему были мимолетные, отдаленные свои отражения в витринах, в стеклах окон...
Фиртичу стало не по себе. Он пошевелил пальцами, веки Елены дрогнули, приоткрылись... Он не помнил ни одного случая за все годы их совместной жизни, чтобы Елена расспрашивала его, почему задержался, где был, с кем. Даже если они и дулись друг на друга, это ночное прикосновение вытесняло обиду из ее памяти. И не было тогда человека более благодарного и преданного, чем он. Даже если Фиртич и не считал себя виновником ссоры. С удивительной проницательностью Елена угадывала состояние мужа: желание одиночества или бегство от него. Даже погруженная в глубокий сон, она всегда пробуждалась.
И он знал это. Ждал своей минуты, не пытаясь нарушить покой жены. Не торопя ее. Как она угадывала его состояние, оставалось для Фиртича загадкой. Да и для нее тоже. «Душа вдруг затомится, — объясняла Елена. — Удержу нет...» Вот и сейчас. Горячей ночной рукой она потянулась к Фиртичу и вяло, сонно провела по его лицу, шее, по сильным плечам. И место, где прошла ее рука, отозвалось на прикосновение нетерпеливой дрожью. Они не торопили себя, предвосхищая радость, которая их ждала. И само предвосхищение было не менее сладостным и желанным.