Новый Голем, или Война стариков и детей (Юрьев) - страница 78

. Политическая культура Западной Европы - испокон веку (“Ну как, как я тебе переведу “испокон веку”? - сердился Капельмейстер из ямы. - У нас тут “испокон веку” значит “лет этак десять”!”) трусость, обман и предательство, раскрашенные гуманистической фразеологией. Подписано было: Cordially Yours, Ph. D. Jacob N. Derben-Kalugin, Komsomolsk-on-Amur, Russia, проездом в Японию. На следующее же утро, как будто редакция “Нью-Йорк Таймс” размещалась тут же на пляже, метрах в двухстах по деревянному променаду - на Кони-Айленде, мигающем неподвижными ночными колесами и замершими волнами американских гор, в одном из карусельных барабанов погасших - под родительскую дверь подполз длинный, надпечатанный лиловатыми рунами конверт. Скажете вашему Яшке вирусному, значилось старательной кириллицей со всеми прописными хвостами и хоботами, что в ответ на маляву евонную от 1993. 07.28 отдел писем нашей газеты может сообщить следующее: колбасники, лягушатники, макаронники и прочие старосветские подлещики - кенты наши верные, они нас учили держать перо и волыну в руке, а сколько положено - отстегивают, само собой и в общак, и государю нашему цезарю и господам сенату на то болт цаловали, т.е. на вечную нерушимую верность. А коли они нас когда кинуть дерзнут, так мы им мигом очко разорвем: индексы ихние в парашу уроним или крантик им кока-кольный отрубим, чтоб у них страшные судорги и ломки пошли. Без тебя же, лапландский отстой прошмандовый, и без советских твоих советов - уж как-нибудь перетопчемся! На отдельном листочке с грифом Государственного департамента сообщалось об отказе мистеру Yakov Goldshtein, Rovaniemi, Finland, Nationality - Russian, в выдаче въездной визы в Соединенные Штаты Америки в связи с отзывом Фондом еврейских исследований вдовы Годдес ранее выделенного ему гранта на полугодовую научную работу в фондах Колумбийского университета. “Яков, - сказала мама, - если ты еще хоть один-единственный раз позволишь Юлику впутаться в Яхудовы авантюры, я с тобой разведусь!”

23. ПИР ТРИМАЛХИОНИДИ

Каждый вечер, едва только упадет темнота, мама выводила нас подышать воздухом. Шеренги по восемь эвакуированных дам в чмокающих о доски кроссовках, плиссированных юбках в горошку (или польских кримпленовых брюках с искр‹й), на каждой накидка из меха семнадцати алеутских хонориков (скифопарфянский кооперативный хонутрик был презираем), с мужьями в смутно белеющих холщовых костюмах (шеренгой сзади, но мужей уже не хватало по восемь) и карликовыми пуделями (шеренгой спереди, натягивающей и скрещивающей поводки) шагали вдоль Атлантического океана, беседуя о политике, экономике и культуре. “Во Франции даже есть министерство интерьера! А у нас? Один Микки Маус!” - жаловались на американское бескультурье сестры Берия из Батуми. Мама сосредоточенно кивала, глядя под ноги. Только она была не в хонорике, а в цигейке до середины бедра (