«Быстро? — в последнюю минуту успел подумать Забалуев, смотревший угасающим взглядом на ненавистное ему лицо. — Будь ты проклята, Анька, девка, актриса!..»
Андрею Платоновичу казалось, что он все рассчитал. Тот случай в больнице, когда ему пришлось исповедовать метавшуюся в бреду незнакомку, — он его почти и забыл. Дело у него тогда в больнице было к другому — по заданию свыше Забалуев под видом священника ухаживал за одним политическим, его начальство надеялось, что, умирая, тот назовет и товарищей своих. Фильшина подвернулась ему под руку случайно: заплакала, схватила за рукав рясы в коридоре, когда он от своего политического уходил, говорила — кончаюсь. Впрочем, он так и думал, что померла.
Идея пришла ему в голову позже, когда Забалуев узнал, что Владимир Корф с супругою пропали где-то за границей. Вот тогда и пригодилась ему та история с умиравшей в захолустной больнице женщиной. Но, конечно, Андрей Платонович сначала все проверил — в Горы те съездил, узнал, что Фильшины без следа уехали куда-то и вроде как сгинули. В тот же приезд Андрей Платонович украл приходскую книгу, а с крестика мальчишкина хотел было надпись стереть, да вовремя имя прочитал — Корфом там и не пахло! То ли Фильшин, то ли Берг — одно слово, не барон.
А потом он решил к тому делу Митю подключить. Сына, Забалуев, конечно, любил, да ведь ради него все и устроил! Мальчик славный родился, но, видать, слишком много ума в одну голову вошло — вот она и не выдержала. По детству все не так заметно было, а потом пришлось его в Петербург вести, хорошим докторам показывать. И они вскоре сказали, что лучше стало ему. Одно Забалуева смущало: мальчик пару себе там нашел — Верой звали, девушка вроде хорошая, только зачем же к одному больному второго приписывать, а как дети пойдут! Вот он и сказал Вере и отцу ее, что Митя и не сын ему вовсе, а приемный и вроде как — от знатного человека… И пока врал — понял, что надо действовать.
Митя ему по недомыслию своему сразу поверил. И, хотя сердце Андрея Платоновича иногда побаливало, если слышал он, как сын из-за умершего Корфа убивается — вроде как по отцу сохнет, но потом брал себя в руки: вот станет он распоряжаться всеми деньгами Корфов, заберут они их и уедут за границу, чтобы безбедно жить. И надоели Забалуеву уже все эти политические — на покой потянуло, красивой жизни захотелось пуще, чем в молодости. Жене он, конечно, ничего не сказал — баба, дура, незачем ее в серьезные дела впутывать. А оно, вишь, как обернулась — пришла и продала! Ни за понюшку табаку — сыночка признала, и думает, поди, что права! Тьфу, окаянная!