Он унес с собой секрет, который уже давно не был секретом ни для кого в деревне: с каждым днем я становилась все больше и больше похожа на Беатрис. Каждый день люди слышали ее чистый голос, отдающий приказы, слышали ее смех, если кто-то шутил со мной. Только из уважения к маме и мне никто не говорил об этом вслух. Но вся деревня знала, что Беатрис вернулась к ним. Вернулась в моем облике, облике последней девочки из рода Лейси.
Ею была я.
А меня это не радовало.
Часто я слышала тихий звон в моих ушах, означавший, что Беатрис пришла ко мне. И когда мне случалось отдавать приказ или отвечать на чей-то вопрос, у меня было странное ощущение, что все это когда-то уже происходило. И если кто-нибудь из стариков разговаривал в это время со мной, они замолкали и тепло улыбались мне. Я знала, что в этот момент они считали, будто рядом с ними стоит она и я говорю ее словами.
Это заставляло меня дрожать, несмотря на яркое зимнее солнце. Мне хотелось встряхнуться, как встряхивается щенок, вылезший из воды, и крикнуть: «Это я! Нет! Нет! Это я, Джулия Лейси! Не думайте больше ни о ком!»
А они спокойно улыбались мне, будто в их знании не было ничего сверхъестественного.
Рождество отпраздновали тихо, в традициях доброго старого времени. Из Лондона приехал дядя Джон, а из Оксфорда — Ричард, и мы с мамой были счастливы. Ральф собрался устроить рождественский бал в деревне, а мама запланировала праздник в крещенский сочельник в Дауэр-хаусе.
Старый скрипач Экра давно умер, и мы все боялись, что не будет танцев. Но вдруг в один из дней на святках Ричард во время обеда сказал, что цыгане, раскинувшие недавно табор на общественной земле, пообещали играть целый вечер за ужин и мизерную плату. Так что дети Экра могли немного потанцевать и повеселиться.
Нас только беспокоила погода, всем хотелось, чтобы день был солнечным и дети смогли поесть, поплясать и побегать на свежем воздухе.
Но оказалось, что беспокоились мы напрасно. Дядя Джон, приветствуя маму утром, сказал:
— Солнце благосклонно к вам, и день сегодня на редкость ясный.
Поздно позавтракав, мы с мамой спустились на кухню и принялись поднос за подносом печь всякие сласти для праздника. Едва мы закончили работу, во дворе послышались звуки скрипки и пронзительный свист деревянной флейты, и, подбежав к окну, мы увидели, что цыгане играют джигу на лужайке перед самым домом.
— О! Они отличные музыканты! — радостно воскликнула мама и громко рассмеялась, когда Ричард обхватил ее за талию и повлек в танце вокруг обеденного стола в опасной близости от посуды.