Стоя в огромной очереди, чтобы написать заявление на эвакуацию, рассматриваю информацию на стендах. Список необходимых документов, фотографии мест, куда будут доставлены дети. Все выглядит очень красиво: санаторий на берегу моря, белый песочек, бирюзовое небо; полоса спец. защиты от борщевика, фильтры, очищающие воздух от семян растений — убийц, круглосуточное дежурство отряда «белых скафандров». «Морской климат не благоприятен для развития борщевика, но чрезвычайно полезен для детского организма», — написано крупными цветными буквами.
Оказывается, экстренная эвакуация совершенно не экстренная. «Слишком много желающих. Придется подождать пару месяцев… В первую очередь сироты, инвалиды, дети депутатов», — спокойно сообщает блеклая невзрачная женщина, принимающая заявления.
— Но, как же федеральная программа? — спрашиваю я.
— А вот так — разводит она руками.
— Что же делать?
— Мужа богатого надо иметь, — бубнит кто-то из очереди.
Я иду по улице растерянная и подавленная. Еще два месяца мой ребенок будет подвергаться смертельной опасности. Я вдруг чувствую такое одиночество, такую беспомощность, что хочется сорвать защитную маску и закричать на всю улицу.
Плетусь в аптеку за новыми масками, они очень быстро изнашиваются. Но мне говорят, что масок нет, нет даже на складе. Их не оказывается ни в одной аптеке нашего района. Сегодня явно не мой день.
* * *
— Ты дома? Можно зайду на пять минут? — тараторит Петя в трубку.
— Заходи, — соглашаюсь я, наверное, слишком поспешно для приличной девушки.
«Быть спокойной и сдержанной», — твержу я про себя, но когда Петька спрашивает с порога: «Как ты?» — выливаю на него цунами информации и эмоций, рассказываю, рассказываю, все, что произошло за время нашего расставания. Накопилось.
— А ты? Как у тебя-то дела? — спохватываюсь я, наконец.
— Пришел попрощаться. Записался в «белые скафандры». Завтра еду под Орел — воевать с армией борщевика. Вот это номер! Дар речи возвращается ко мне не сразу.
Уже у двери Петя говорит: «Знаешь, Миля, ты можешь не верить, но я тебя действительно любил и люблю, видимо, до сих пор. Не хочу потерять тебя», — в его глазах поблескивают слезинки. Ничего себе!
— А насчет эвакуации, — добавляет Петя надтреснутым голосом, — постараюсь что-нибудь придумать.
* * *
Я смотрю на отходящий поезд. Дети в масках, защитных очках толпятся у окон вагона, стучат по стеклу, машут руками — рыбки в переполненном аквариуме.
Средства защиты разрешат снять только после обработки одежды и обуви специальным раствором.
Жара невыносимая. Из-под поезда настырно тянуться к платформе вездесущие борщевики. Мне кажется, я слышу пробивающийся сквозь шум движущегося состава, хруст сочных стеблей, гибнущих на рельсах. Уже через пару часов туннель, проделанный поездом в зарослях опасных растений, бесследно затянется.