– Андрюха, у меня есть отличное фалернское! – Белкин горделиво указал мне на амфору с вином. – Присоединяйся к нам! Оказывается, сегодня римские плебеи отмечают торжества в честь Тиберина, бога реки Тибра. Мы с тобой тоже вроде как плебеи, значит, нам сегодня можно напиться! – Белкин пьяно рассмеялся.
Поскольку Белкин в разговоре со мной то и дело перескакивал с латыни на русский и наоборот, Виния удивленно хлопала своими темно-синими очами, многое не понимая из нашей речи. А то, что Виния все же поняла, вызвало в ней тревогу и беспокойство. Белкин хандрил по поводу того, что у него дрогнуло сердце и не поднялась рука на мальчишку, смерть которого могла бы стать благом для римлян. Еще Белкин терзался из-за того, что срыв задания здесь, в далеком прошлом, может грозить катастрофой России в далеком будущем.
– Что такое смерть Октавиана по сравнению с гибелью миллионов россиян! Ничто, полнейший ноль! – размахивал руками Белкин, яростно жестикулируя перед моим носом. – Андрюха, пусть я чмо, но ты-то железный пацан! Ты можешь и должен убить сопляка Октавиана! Завтра же! Пообещай мне это, старик.
– Если сегодня праздник в честь Тиберина, давай не будем говорить о смерти, Макс, – сказал я, усадив Белкина на стул. – О делах потолкуем завтра на трезвую голову. А сегодня будем веселиться! – Я стал наливать в кружки вино.
– Черт возьми, ты прав, брат! – Белкин повернулся к кифаристке, сидящей на широком подоконнике. – Радость моя, спой нам что-нибудь веселенькое.
Так как пьяный Белкин произнес все это по-русски, мне пришлось перевести сказанное им на латынь, чтобы Виния смогла его понять. Согласно кивнув головой в ореоле белокурых пышных кудрей, Виния пересела на скамью, взяла в руки кифару и запела какую-то местную разудалую песенку в честь Бахуса, римского бога виноделия. Виния старательно выводила задорные рулады на оско-сабинском диалекте, аккомпанируя себе на кифаре. При этом Виния поглядывала на меня, видя, что мне нравится ее пение и умение музицировать. Представляя меня, Белкин сказал Винии, что я гладиатор, получивший свободу за доблесть. Простодушной кифаристке, видимо, было особенно приятно благосклонное внимание молодого гладиатора.
Однако захмелевший Белкин не дал Винии допеть песенку до конца.
– Это что за фигня, дорогуша?! – возмутился Белкин. – Этот унылый вой оставь для благородных квиритов, голубушка. Дай-ка сюда свою балалайку!
Белкин вырвал кифару из рук оторопевшей Винии. Имея музыкальный слух и изрядный опыт игры на гитаре, Белкин несколько раз пробежал пальцами по двенадцати струнам кифары, проверяя ее звучание. Затем Белкин начал подбирать на кифаре нужные ему аккорды, приспосабливая звуки этого древнего музыкального инструмента к рок-н-ролльной мелодии двадцатого века.