Это уже был настоящий визг, и Ник опустил нож. Он глянул на Пирса, потом на меня. Попятился, положил кинжал на верхнюю полку. Опустив голову, прошел в ванную, захлопнул за собой дверь, не отреагировав на мои слова. Я встретилась взглядом с Пирсом, тяжело сглотнула слюну, услышав, как Ника рвет. Ну, у меня тоже желудок не был наверху блаженства. А еще, черт побери, я плакала.
Джакс секунду повисел в нерешительности, потом спикировал на пол и пролез под дверь.
От легкого прикосновения к плечу я резко выпрямилась, наводя пистолет, резко вдохнув и пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь слезы. Это был пригнувшийся рядом Пирс.
— Я… я… — забормотала я бессвязно, но пистолет выпустить не могла. Ник… Ник хотел меня убить.
— Уходи, — сумела я выговорить. Я плакала, вытирала слезы тыльной стороной ладони.
— Нет, — тихо сказал Пирс, опираясь коленом о выцветший линолеум. — Я мог бы воспользоваться твоей ошибкой и сделать так, чтобы Тритон заставила Ала меня отпустить, но я здесь. И я не уйду.
Я подняла глаза, отупев от всего этого, и снова вытирая слезы.
— Что-то мне не очень хорошо.
Пирс охватил меня кольцом своих рук, и я не успела возразить, как вытащил меня из-под стола и отнес на диван. Меня била дрожь, и он укутал меня пледом. Кровь ушла куда-то внутрь меня, и я мерзла. А пистолет оставить не могла. Хотела его положить, но не могла.
— Не надо было мне сюда приходить, — сказала я, когда Пирс подтыкал кусачую шерсть мне под шею. — Это ошибка, ты был прав. Надо было садиться в автобус.
— Если ты даешь мужчине отставку, это еще не значит, что ты к нему безразлична, — сказал Пирс, и я увидела слова свои и Ника с его точки зрения. Милые бранятся?
— Я не люблю Ника, — выдохнула я все в том же отупении. — Он — вор, а меня влечет опасность, вот и все. Что он вор, я еще могла бы закрыть глаза, но ложь я не могу терпеть.
Пирс стоял рядом со мной на коленях, чтобы наши глаза были на одном уровне. И черт меня побери, если от щетины на подбородке он не был еще более привлекательным. Его заботливость была почти осязаемой, и сердце у меня заныло, потому что такие же эмоции я замечала у Кистена. Но то был Кистен. То другое.
— Ты рискнула всем, чтобы уберечь его от Ала, — сказал Пирс, сильными руками поправляя на мне плед — они не останавливались, разглаживали, одергивали, подтягивали. — Если это не любовь, то что же тогда любовь?
Уж если Пирс не понимал, так не понимал.
— Слушай меня, Пирс, — сказала я, ощущая под пледом пистолет. — Я Ника не люблю. Но я не могла стоять и смотреть, как Ал его заберет. Не ради Ника — ради себя самой. Если Алу один раз сойдет такое похищение, то слово, которое он мне дал, будет дешевле фейрийского пука.