Немцы начали свою программу неожиданно — русской народной песней «Калинка». Гонза удивился и почему-то посмотрел на Петра Маковника. Тот напряженно, с нескрываемой симпатией следил за выступлением немцев.
— Начисто испортят эту «Калинку», — вполголоса проворчал Гонза. — А уж это их «р»! — и вышел из зала в коридор.
Гонза совсем не сообразил, что во всей «Калинке» нет ни одного «р».
Когда Гонза снова вернулся в зал, на эстраде подходил к концу танец, который тоже исполняли немцы. Мальчики, 'вооруженные молотками, клещами и винтами, делали последние па, затем поклонились и под аплодисменты удалились за кулисы.
Петр Маковник хлопал в ладоши как сумасшедший. Гонза отвел от него взгляд и, к своему удивлению, обнаружил, что аплодирует и… Милан.
— Ах, так! — проворчал он и увидел, что к Милану от сцены пробирается затянутый ленточкой хвостик волос рыженькой Ингрид.
Рядом с Миланом сидела шведка Бритта Ганссон. Иногда она оглядывалась. Гонза проследил за направлением ее взгляда и увидел Ивонну Валль. Ивонна была раскрашена, как пасхальное яичко. На ней: был белый свитер с большим вырезом, а в ее взбитых волосах сверкали какие-то яркие гребеночки. При каждом движении ее голова сигнализировала разным светом. У Гонзы мелькнула смешная идея: а ведь Ивонна могла бы стоять на перекрестке и регулировать движение. Повернула бы голову — зеленый: свободно; повернула в другую — красный: стой!
Ивонна стояла, облокотившись о стену, так как кто-то за время их выступления занял ее место. Она зло посматривала на сидящую Бритту. Но вот она подошла к Бритте и потребовала, чтобы та теперь уступила место ей.
Бритта мгновение колебалась, но потом встала и отошла к стене. А Ивонна, усаживаясь, как принцесса, заняла место Бритты возле Милана.
Гонза наблюдал за событиями. Милан зло смерил взглядом стокгольмскую красавицу и отправился вслед за Бриттой на «стоячие» места.
Гонза подумал, не сесть ли ему на свободное место рядом с Ивонной. Но когда она повернула к нему голову и кивнула на свободный стул, он отвернулся и остался стоять. «Ну, какая же эта Бритта глупая! — думал он. — Освободила место этой финтифлюшке».
На сцену вышел Пепик. Он страшно волновался. Его рука казалась особенно маленькой на огромной гитаре.
Гонза пожалел, что уговорил Пепика аккомпанировать себе на гитаре. Он видел, что Пепик от смущения забыл те три аккорда, которым он научил его. «Нужно что-то предпринимать!» — Гонза пригладил волосы, вскочил на эстраду, выхватил из рук Пепика гитару, ударил по струнам и смело извлек из горла такую длинную трель, что у Пепика хватило времени прийти в себя, взять гитару и начать свой несложный аккомпанемент. Песня смело и вольно закружила по залу.