На другой день в лагере царило волнение. Вестник Лисиц в праздничной одежде появился в лагере Лакотов, неся в одной руке усеянное звёздами знамя, а в другой – трубку мира. Он запел песню мира и обошёл весь лагерь, приглашая всех на свадьбу Дуанхотанивин с сыном своего вождя. Итак, всё устроилось к общему благополучию. Своей простотой, благородным образом мысли и храбростью девушка покорила сердца обоих племён, и пока она была жива, между ними царили мир и согласие.
Была весна, и Малая Миссури>* катила свои воды по роскошным цветным холмам к Большой Миссури. Какое богатство и великолепие красок! По восточной стороне тянулись какие-то таинственные тени и светлые предгорья, тогда как противоположная сторона горела яркими красками. Между пёстрыми грядами гор и цепями холмов, отливавших всеми цветами радуги, взору открывались широкие долины, кое-где пересекаемые высохшими ручьями и ущельями, окаймлёнными тополями и темными кустарниками бизоньей ягоды.
Чудным майским утром на склоне холма стояла юная девушка Лакотов. Её подруги прилежно работали выше, выкапывая корни диких растений. Они оживлённо болтали и напевали любовные песенки. Только Снана – Трещотка – стояла поодаль одна. Она оставила работу и смотрела на залитые солнцем почки. Высоко над ней в небесной палатке стремительно шествовал Отец-Солнце. Её чуткая душа была охвачена чем-то неизведанным, внушавшим ей глубокий трепет и уважение. Она была во власти лишённого слов, но мощного языка Великой Тайны, к которому, как ей казалось, должен прислушиваться весь мир.
«О, Великая Тайна! Снизойди и озари мою жизнь! Дай мне свою милость! Сделай так, чтобы я в своё время стала матерью рода отважных воинов!» – так благоговейно и без слов молилась девушка Великой Тайне.
Наступил день. Солнце палило и работающей Снане стало жарко. Неподалёку был овраг, и там, в тени диких вишнёвых деревьев, журчал ручей. Снана побежала туда напиться. Глубоко в овраге она заметила следы лани с детёнышем.
«Вот, если бы найти их и поймать оленёнка, – подумала она. – Как красиво бы мама обработала его мягкую бурую шкурку! Мордочку и лапки я красиво вышила бы иглами дикобраза и сделала бы себе из этой кожи мешок для работы», – разговаривала сама с собой девушка.
Идя по следу, она внимательно осматривала каждый кустик, каждый уголок. Но вот в чаще диких слив, тесно сросшихся с ломоносом и виноградными лозами, раздался шорох, и оттуда выскочила оленья самка с таким беззаботным видом, словно она и не собиралась туда больше возвращаться.