«Завтрашний день войдет в славную историю фузилеров, — заверил их подполковник Гамильтон. — А сейчас вы должны отдыхать, так как битва начнется с рассветом».
Оказавшись опять в окопах, Чарли был удивлен тем, что мысль о предстоящем участии в настоящем бою привела людей в возвышенное состояние духа. Каждая винтовка разбиралась, чистилась, смазывалась, проверялась и вновь перепроверялась. Каждый патрон тщательно укладывался в обойму. Каждый «льюис» был испытан, смазан и повторно испытан. А затем, перед встречей с противником, солдаты принимались бриться. В первый раз, когда Чарли воспользовался бритвой, ему пришлось это делать с помощью ледяной воды.
Редко кому удается заснуть в ночь перед боем, и многие в это время писали длинные письма своим любимым и родным, а некоторые даже решались составить завещание. Не зная почему, Чарли написал письмо Толстушке, в котором просил ее позаботиться о Сэл, Грейс и Китти в случае, если он не вернется. Томми не писал никому, и не только потому, что не знал грамоты. В полночь Чарли собрал кипу посланий своего отделения и передал ее дежурному офицеру.
Штыки заточили до бритвенной остроты и примкнули к винтовкам. С каждой минутой сердца стучали все быстрее. В ожидании команды «в атаку!» наступила мертвая тишина. Сам Чарли испытывал то ужас, то веселое возбуждение, наблюдая, как капитан Трентам переходит от взвода к взводу и отдает последние указания. Он одним махом проглотил порцию рома, который выдавали перед боем всем, находящимся в траншеях.
Второй лейтенант Мэйкпис — еще один офицер, которого Чарли никогда до этого не видел, — занял свое место позади их траншеи. Он выглядел, как вчерашний школьник, и представился Чарли, как это делают со случайным знакомым на коктейле. Лейтенант попросил Чарли собрать отделение в нескольких ярдах за линией окопов, чтобы он смог обратиться к ним. Десять продрогших испуганных бойцов, выбравшихся из своих нор, слушали молодого офицера с нарочитым вниманием. День был специально выбран для наступления, так как метеорологи заверили их, что солнце встанет в пять пятьдесят три, а дождя не будет. Они оказались бы правы в отношении солнца, если бы в четыре одиннадцать не начал уверенно моросить мелкий дождь.
— Германская морось, — сказал Чарли своим товарищам. — Так на чьей же стороне все-таки Бог?
Лейтенант едва заметно улыбнулся. Они ждали сигнала ракетой Вери, как свистка рефери перед началом официального матча.
— И не забудьте, пароль — «бить и крушить», — сказал лейтенант. — Передайте по цепи.
В пять пятьдесят три, как только кроваво-красное солнце все же выглянуло из-за горизонта, ввысь взвилась сигнальная ракета Вери, и Чарли, оглянувшись, увидел, что все небо сзади озарилось вспышками.