Закончив свой дотошный осмотр, недоверчивый человек сделал движение рукой.
– Выйдите, Нафанаил и Марк! – приказал он. – Подождите во дворе и присмотрите за тем, чтобы все было в порядке.
После их ухода он закрыл дверь на огромный ключ.
– Мир тебе, чужестранец! – наконец произнес он. – Чего ты хочешь от нас? Как бы путь, который ты ищешь, не оказался для тебя слишком коротким.
Однако здесь вмешался Иоанн:
– О Фома! Несчастный Фома, который во всем и во всех сомневается!
Затем, обернувшись ко мне, он добавил:
– Ищущий да обрящет, а тому, кто стучит, открываются двери. Нам говорили, что ты исповедуешь смирение и кротость души. Ты долго стучался, и вот мы открыли тебе дверь.
Предложив мне сесть, он устроился напротив, дружелюбно глядя на меня ясными, как источник, глазами мечтателя. После минутного колебания Фома тоже сел рядом с ним.
– Я один из Двенадцати, о которых тебе рассказывали, один из тех, кого он сам выбрал и назначил своими посланниками и кто шел за ним. А это – самый младший из нас, Иоанн, за которым я должен присматривать, потому что ему не хватает осторожности. Однако не обвиняй нас в ее излишестве, – добавил он – Тебе ведь известно, что члены правительства хотят и нас предать суду; они распространили слухи, будто мы хотим поднять восстание, что сигналом к его началу послужит поджог храма; они также рассказывают, что мы убили того, кто предал нашего Учителя. Не стану скрывать: мы долго спорили по поводу тебя, и я высказывался против больше всех остальных, не считая Петра, который даже не хочет о тебе слышать, потому что ты – чужестранец. Однако на твоей стороне была Мария из Магдалы.
– Я знаю тебя, – произнес Иоанн – я видел тебя у креста и могу засвидетельствовать, что ты не поддерживал тех, кто насмехался над ним.
– Мне тоже о тебе рассказывали, – ответил я.
Трудно было оторвать взгляд от его лица, самого красивого, которое мне когда-либо доводилось видеть. У него было такое выражение, словно его никогда не касалась тень дурной мысли, на нем играла и читалась жажда перемен. От него исходило достигавшее меня ощущение мира.
– Так что же ты от нас хочешь? – переспросил Фома.
Его недружелюбие заставило меня быть осмотрительным, поскольку мне показалось, что больше всего он желает оградить от посторонних тайну, известную всем ученикам.
– Я лишь прошу указать мне путь, – тихо произнес я.
Фома бросил на Иоанна косой взгляд:
– Прежде чем его схватили, он говорил, что у его отца не одно местопребывание, что он все подготовит для нас, Двенадцати, однако Иуда предал его. И тогда он сказал: «Вы знаете путь, по которому вам идти».