– Значит все случилось по его вине! – возразил Карантес. – Человек, живущий на земле и желающий распространять и исповедовать свое учение, должен подчиняться царящим на земле законам. Возможно, он был просто игрушкой в руках тех, кто хотел достичь совершенно иной, чем он себе представлял, цели, что вполне допустимо, поскольку о нем самом я слышал лишь добрые речи. Однако Совет вынужден вести разумную политику, сопоставляя факты: не рекомендуется исцелять больных или воскрешать мертвых, для того чтобы народ взбунтовался, и тем более не пристало объявлять себя Сыном Бога! Насколько мне известно, у их Бога нет никакого Сына, и он не может его иметь: в этом состоит его основное отличие от остальных Богов! Подобные заявления обязательно ведут к политическим беспорядкам, а во время бунта власть захватывают не те, кто отличается разумом, а самые фанатичные. Можешь быть уверен, что моя лавка оказалась бы объята огнем, а моя дочь окровавленной лежала бы в каком-то ручье еще до того, как я успел бы объявить себя приверженцем нового царя.
Какое-то время я раздумывал над его словами и над тем, что мне удалось узнать и чему я сам был свидетелем.
– Мне кажется, что исповедуемые им перемены должны происходить внутри человека, а не во внешних проявлениях, – вслух размышлял я, – Его учение именно этим отличается от других, и я думаю над тем, каким образом оно может воплотиться в жизнь.
– О! Сразу же видно, что ты не обременен семьей! – воскликнул сириец, воздев руки кверху, чтобы продемонстрировать свою отрешенность от дальнейшего спора – Можешь делать все, что тебе захочется, однако не жалуйся потом, что тебя не предупреждали о возможных последствиях.
Итак, я отправился к Симону Киринейскому.
От остальных усадеб его подворье отличала лишь одна деталь: средь бела дня ворота, выходившие в узкую улочку, были заперты. Мне пришлось достаточно долго стучать, пока не соизволила подойти служанка. Увидев меня в узкую щелочку калитки, она наскоро прикрыла лицо.
После приветствия я попросил провести меня к хозяину.
– Хозяин болен, – ответила она. – Он заперся в темной комнате и никого не хочет видеть.
Я назвал ей свое имя и имя своего банкира Арисфена.
– Твой хозяин обязательно согласится меня принять, потому что я пришел по делу, которое его более всего беспокоит.
Служанка ввела меня во двор и побежала предупредить о моем визите хозяина. За обрушившимся фасадом здания я заметил недавно построенный в греческом стиле дом. Над его входом вместо потолка зияла дыра, а под ней находился резервуар для сбора дождевой воды. Пол покрывала мозаика, воссоздающая цветы и рыб, несмотря на местные законы, запрещающие любые изображения. Вдоль всего вестибюля были выставлены бронзовые предметы и греческие вазы, как это принято в доме цивилизованного человека.