– Я раздал нечестно заработанное не по приказу, а добровольно. Но что может знать об Иисусе такой римлянин, как ты?
Элиазару было явно не по себе, и он пальцами ноги ковырялся в земле.
– О хозяин, я вижу, что все в порядке, и что ты чувствуешь себя хорошо, но мне не хотелось бы слушать бунтарские речи, – наконец произнес он.
– Не бойся, сейчас мы все выясним, – вмешался я, – Почему ты, бедный человек, так опасаешься имени назаретянина?
Продолжая топтаться на месте, Элиазар понурил голову.
– Его слова были сладки для нас, а оковы – приятны! – промолвил он, – Всем пришедшим к нему он пообещал мир… Но тех, кто обещал крестьянам и пастухам улучшить их жизнь, обязательно тащили в суд: так был распят и Иисус, и я больше ничего не хочу о нем слышать!
– Нет! – воодушевленно воскликнул Закхей – Не говори так, ты не прав! Он пришел для того, чтобы позвать за собой заблудших, и обратился также ко мне, Авраамову сыну, зная, что я жаден и нечестив. Он не стал насмехаться над моей внешностью, а назвал меня по имени и заставил слезть с дерева, на которое я взобрался, чтобы посмотреть на него. А затем он был гостем в моем доме.
– А царство его – не земное, – добавил я.
– Однако, когда он говорил, всем казалось, что его царствие вот-вот наступит. На праздник я не прибыл в Иерусалим вместе с другими, потому что жертва такого грешника, как я, не может быть принята в храме, и только когда они вернулись, я узнал, как жестоко расправились с ним. Меня охватило отчаяние, и я оседлал своего осла, чтобы добраться до этого города и собрать все сведения об Иисусе. А неподалеку отсюда он прошел совсем близко от меня.
– Кто? – вздрогнул Симон.
Закхей побагровел и, подняв глаза к небу, прошипел:
– Сам Иисус! Только не говорите опять, что я спятил! Конечно, я не обладаю крепким здоровьем, и поездка меня утомила, да и мой осел тоже уже шел с опущенной головой; однако когда он был уже далеко от нас, я ощутил словно бы прикосновение, оглянулся назад и узнал его.
– И ты действительно видел, как он входил в мой дом? – тоном судьи спросил Симон.
– Он не мог войти ни в какой другой! – твердо ответил Закхей. – В Иерихоне мне уже рассказывали, что он воскрес из мертвых, но, говоря правду, я этому не поверил, поскольку раньше не случалось ничего подобного. Когда на дороге я понял, что это Иисус, то не осмелился ни кричать, ни пустить вскачь своего осла, чтобы не навлечь на него опасность. А теперь сжальтесь надо мной и позвольте мне подойти к нему, броситься в ноги, чтобы почтить Мессию.
– Довольно! – взвыл Элиазар. – Не произносите больше этого имени вслух! Он исцелял больных, воскрешал мертвых, вошел в Иерусалим царем и кнутом очистил храм, однако у него не хватило сил, чтобы справиться с синедрионом, а, между тем, немало людей оковали железом свои палки, и мы ждали лишь сигнала, чтобы последовать за ним. Такой сигнал, конечно же, поступил, и мы смогли убедиться в его достоверности: его распяли между двух разбойников! Пусть больше никто не говорит при мне о Мессии! Для меня достаточно и этого знамения, я никогда больше не сойду со своего пути, а детям скажу, что Мессии нет и никогда не будет!