Итак, во времена Ирода один определенного возраста ремесленник бежал из Вифлеема в Иудею со своей молодой женой и новорожденным ребенком. Оказавшись в Египте, они устроились в деревне, где жили люди, основным ремеслом которых было бальзамирование. Человек этот зарабатывал на жизнь трудом своих рук, и никто не мог сказать ничего предосудительного по поводу этого семейства. И вот однажды жившие в деревне иудеи увидели, как малыш, которому к тому времени исполнилось три года, в субботу лепил из глины ласточек. Они отправились на поиски матери, сын которой делал то, что было запрещено в день отдыха. Но малыш подул на глиняных птиц, и они улетели, словно были живыми. Вслед за этим семья исчезла из той деревни.
– Не хочешь ли ты сказать, – спросил я, смущаясь и зная, что мой друг лишен предрассудков, – не хочешь ли ты сказать, что я должен поверить в эту сказочку?
Он тряхнул головой, и его большие выпуклые глаза уставились в какую-то точку. Он был гордым, но приветливым человеком, как это часто бывает среди представителей старых родов людей его расы.
– Нет, я хотел сказать вовсе не это, – ответил он, – Думаю, что такие простые истории, как та, что я тебе рассказал, свидетельствуют лишь об одном: во времена Ирода, люди были гонимы страхом, эта семья в панике бежала и укрылась в Египте, несмотря на свое скромное существование, ее жизнь привлекла внимание остальных, вероятно, своей набожностью, а может, чем-нибудь другим. Возможно, защищая своего ребенка, нарушившего закон шабата, молодая мать так хорошо цитировала Писание, что сумела закрыть рты его обвинителям; а может, пояснение этой истории было столь сложным, что я его не запомнил. Так или иначе, с помощью наших Писаний можно пояснить все. Когда эта семья исчезла столь же таинственным образом, как и появилась, люди придумали тому объяснение, способное удовлетворить детский ум. Если можно было бы сохранить детский разум и с той же силой верить Писаниям! – заключил он, – Насколько это было бы легче, чем постоянно пребывать в выборе между двумя мирами! Мне никогда не стать греком, но в глубине души я больше не могу себя чувствовать сыном Авраама.
На следующее утро я встал с головной болью и почувствовал себя совершенно разбитым. Подобное состояние в этом городе мне приходилось испытывать не в первый раз. День я провел в термах: вода, массаж, гимнастика и хорошая пища погрузили меня в какой-то далекий мир, словно мир реалий исчез, а мое тело было лишь тенью. Я должен был испытать подобное ощущение в момент рождения. Ведь не случайно же мое второе имя Мецентий! Находясь в подобном состоянии, человек становится более чувствительным к различного рода предзнаменованиям, и не всегда может отличить настоящее от ложного.