- Добрый день. Это Тапкин беспокоит. У нас тут на углу улицы Репина и Большого проспекта опять душевнобольная старуха разгуливает. Заберите ее, пожалуйста. Я боюсь, скоро бомбить начнут. Что? Спасибо большое.
Дома было холодно и сыро. Есть не хотелось. Да и выбор был небогат: пакет сухарей, немного кураги, полбанки засахарившегося меда, рис. Александр Иосифович подогрел чайник, выпил большую кружку горячей воды с медом и лег на диван, поставив рядом будильник.
Госпиталь. 14 часов 46минут.
- Александр Иосифович! Александр Иосифович! Вас срочно в западное крыло вызывают! - Немолодая полная санитарка вбежала в кабинет.
- Что там такое? Пожар? - спокойно спросил главврач.
- Нет, там с больным что-то непонятное.
- Ну уж и непонятное. Никто и разобраться не может? - Четырехчасовой сон взбодрил Александра Иосифовича и даже улучшил настроение. Надев халат, он отправился за санитаркой в западное крыло.
Госпиталь был страшно переполнен. В некоторых местах главврач с трудом пробирался между расставленными в коридорах койками или даже просто матрасами, лежащими на полу. Тяжелое зрелище, очень тяжелое. Особенно, когда почти с каждой кровати на тебя смотрят умоляюще-вопрошающие глаза: я скоро поправлюсь, доктор? Для половины ответ на этот вопрос: не скоро. И, как показывает последняя статистика, для десяти процентов больных ответ звучит еще более удручающе: никогда. При этом следует учитывать, что в госпитале - за счет соблюдения строжайшей дисциплины и всей возможной гигиены - еще не самый высокий уровень смертности.
В западном крыле находилось военное отделение. Сюда клали только раненых из действующих частей. Потому и раны были чище. Но страшнее.
Голова раненого была забинтована почти полностью, поэтому возраст невозможно было определить. Свободным оставался один рот. И этот рот непрерывно бормотал какие-то непонятные слова. Вокруг стояло человек пять из ходячих. Все что-то шумно обсуждали. Увидев главврача, они быстро разошлись.
- Что случилось? - Главврач повернулся к стоящей здесь же медсестре.
- Тяжелое осколочное ранение головы. Очень тяжелое. Мы думаем, к вечеру умрет… - неуверенно ответила она.
- Так. И зачем же меня звали?
- Александр Иосифович, он, кажется, иностранец. Мы вначале думали, бредит. Все время что-то говорит, по-моему, просит что-то. Никто его не понимает…
- Он слышит?
- Да.
Главврач наклонился над раненым.
- Вы понимаете по-русски?
- Не понимает, - тихо сказала медсестра.
- Do you speak English?
- Yes! Yes! - Радостно ответил раненый и замахал руками, словно пытался что-то поймать.