— Трудно сказать… Сразу ответить не могу.
— Подумай на досуге. Хотя досуга у тебя нет. В общем, сообщи Туманову, что десятого он выйдет на связь…
— Для того чтобы выстукивать эти три буквы? Но ведь шифр в наших руках. Мы можем выйти на связь сами, зачем нам посвящать в свои планы шпиона?
— Сами, без Туманова, выйти в эфир мы не можем, хотя нам известны его позывные и шифр находится в наших руках. Но ты должен знать, что у каждого радиста свой «почерк». А на приёме у шифровальных передач всегда сидит опытнейший приёмщик, он без труда обнаружит, что на связь вышел не Туманов, что это не «тумановский почерк». Тогда весь наш план бездарно провалится. В общем — готовь Туманова к передаче…
На лесную виллу Зубов был доставлен ночью в машине с потушенными фарами. За последние годы Зубов побывал на многих конспиративных квартирах больших и малых городов Западной Германии, и подобные путешествия стали для него заурядным делом. Но на этот раз он чувствовал — место, куда его везёт Гессельринг, законспирировано особо, иначе к чему такие предосторожности: машину ведёт не шофёр, а сам Гессельринг. К тому же этот немец не позволил ему сесть рядом, а молча ткнул пальцем назад. Когда машина тронулась, Зубов обнаружил, что стёкла «мерседеса» наглухо зашторены. Они ехали больше часа, но куда, по какой дороге — Зубов определить не смог.
Автомобиль остановился у небольшой, скрытой в лесу виллы. Гессельринг бесшумно открыл парадную дверь и нажал на выключатель. Зубов увидел пустой, полутёмный холл. Усвоенные в школе диверсантов правила не позволяли ему задавать вопросов, и он молча ждал распоряжений насупленного Гессельринга.
— Можете спать, — сказал Гессельринг и, звякнув ключами, открыл незаметную в полутьме дверь.
По витой металлической лестнице они поднялись в небольшую, узкую, как щель, комнату, где кроме деревянной кровати стояла только низкая тумбочка. На тумбочке, сияя золотом тиснёного креста, лежала Библия. Высоко, под самым потолком, горела неяркая лампа дневного света. Всегда розовое лицо немца при этом свете казалось жёлтым, с каким-то зеленовато-мертвенным отливом. Зубов вспомнил советских пленных в концентрационных лагерях. Их лица выглядели так при ярком солнечном свете.
— Спите! — скорее приказал, чем предложил, Гессельринг. — Ждите меня утром. — Не простившись, тяжело ступая, он вышел из комнаты.
Зубов слышал его шаги, слышал, как внизу дважды повернулся ключ в замочной скважине: немец закрыл дверь, ведущую в холл. Зубов оказался взаперти. Это усилило его беспокойство. Почему его заперли? Что это значит? Но он тут же вспомнил лекции в школе диверсантов, где так много говорилось о методах психологической обработки «объектов». Зашторенный «мерседес»… Угрюмое молчание Гессельринга… Демонстративно запертая дверь в холл… Всё это направлено на подавление психики «объекта», которым на этот раз оказался он сам. Но каково же будет задание, если они сочли нужным провести такую предварительную обработку? Этот вопрос тревожил и одновременно разжигал любопытство Зубова.