— Где он? — тихо спросила Марья. — Я хочу увидеться с ним в последний раз.
— Князь уехал и вернется не скоро. Однако, он просил передать тебе, что навечно остается твоим должником, и всегда будет тебе благодарен, как за спасение жизни, так и за теплую дружбу, в знак чего просил передать тебе это.
Никифор указал на инкрустированную шкатулку с княжеским гербом.
Марья медленно открыла шкатулку, прочла дарственную грамоту, взяла пригоршню золотых монет и разжав ладонь поглядела, как они посыпались обратно проскользнув между ее тонкими, длинными пальцами.
Потом она глубоко вздохнула, отерла слезы, нежно поцеловала отца и сказала:
— Извини, я пойду к себе наверх, мне надо переодеться.
Никифор смотрел ей вслед.
Комната Марьи находилась на верхнем этаже, и когда она поставила ногу на ступеньку, Никифор сказал.
— Подожди минутку. За время твоего отсутствия в Братстве произошли некоторые события. Ввиду возникшей опасности, принято решение немедленно отказаться от нательных символов нашей веры — крестиков и перстней. Как видишь, на мне уже нет перстня, а крестик на шее — обычный, православный, как у всех. Сними, пожалуйста, свой перстень и дай мне — завтра приедет Трофим — ему поручено собрать все символы у членов Братства в нашей округе.
Марья взялась за перстень, чуть помедлила и не сняла его.
— Хорошо, батюшка я переоденусь, вернусь и передам тебе перстень.
Она медленно поднималась по ступенькам, и Никифор пристально наблюдал за ней.
На верхней площадке лестницы она остановилась и глянула вниз.
— Не задерживайся долго, доченька, — мягко по-отечески попросил Никифор. — Помни: тебя жду я, тебя ждет Братство, тебя ждет очень интересная жизнь впереди.
Марья кивнула, вошла в свою горницу и заперла за собой дверь.
Она подошла к окну и посмотрела вдаль.
Там, над лесом виднелись острые шпили башенок замка Горваль.
Марья резко сняла перстень с пальца и даже уловила в зимней тишине горницы, как едва слышно щелкнула внутри золотого украшения маленькая пружинка, обнажая ядовитый шип.
Теперь стоит только снова надеть кольцо на палец и все сразу кончится.
А внизу в светлице брат Десятой Заповеди Никифор Любич, с бледным бескровным лицом и застывшей неподвижно в углу рта травинкой горячо просил Единого и Вездесущего Бога, чтобы он дал силы его несчастной дочери. И хотя он прекрасно знал, что согласно верованиям Братства, Бог не слушает людских молитв, а поступает так, как считает нужным, он все же надеялся на его особую милость.
Марья уже поднесла перстень к кончику пальца, чтобы таким же резким движением сразу надеть его, последний прощальный взгляд уже скользнул по лесу, остановившись на давно вырубленной просеке, и вдруг ей привиделась мама Маричка, которую она помнила очень смутно, даже не ее, а нежные теплые руки, которые всегда так заботливо укутывали и так ласково обнимали… Перед Марьей вдруг пронеслась вся короткая, но яркая жизнь ее матери, рассказанная недавно отцом, а потом и жизнь его самого, богатая таким огромным количеством событий, приключений, подвигов и тайн, что хватило бы на десять человеческих жизней, а потом она по естественной инерции мысли вспомнила свою…