— Так чего секретят? — проявил нездоровое в служебном отношении любопытство собеседник.
— Ты анкет сколько заполнял?
— В смысле, «анкет попаданца»? — уточнил он. — Откуда сам, чего там у нас с войной и революцией было и все такое? Статистика по слою?
— Точно.
— Одну, — уверенно ответил он. — Еще пару, когда на работу принимали, но это другое.
— Верно, это другое.
Настя делала вид, что наш разговор ее совершенно не интересует, но делала не очень талантливо. Лично мне в это не поверилось бы — хорошо, что внимание Кирилла распылялось между мной и меню у него в руках.
— Значит, ты никакой интересной информации в первой анкете не выдал, — заключил я.
— Какой информации?
Вот балбес наивный. Еще допуска, похоже, получить не успел, но уже обсуждает работу чуть не с первым встречным. Хотя, с другой стороны, тут во всем кустарщина: откуда среди провалившихся сюда случайных людей набрать всяких крутых профессионалов, да еще во всякой области? Любители здесь кругом, независимо от того, какие важные и грозные названия себе присваивают.
— Если есть подозрения, что из твоего слоя провалился кто-то еще, тебе дадут еще анкет, — взялся я рассказывать то, что узнал сам по ходу дела. — И тому, с кем ты по базовым характеристикам совпал. Если опять совпадения — еще анкеты. И если снова совпали, то ваши дела объединяют по «исходному слою» и секретят. Вот и все, собственно говоря.
— И с кем ты совпал? — явно заинтересовался Кирилл.
— Допуск получишь — и сам узнаешь, — напустил я туману. — Официантка идет.
* * *
По-2 неторопливо и вальяжно спланировал на утрамбованную полосу сальцевского летного поля, коснулся ее колесами, под которыми громко скрипнул снег. Скорость почти мгновенно упала, и я погнал самолет к большому кирпичному ангару, возле которого стоял крытый немецкий грузовичок «Фаномен», работавший почтовым и явно переделанный из санитарной машины. Пропеллер гудел на низких оборотах, сметая с полосы облака мелкого колючего снега.
— Хорошо сел, все в порядке, — послышался в наушниках[7] голос Насти, нахватавшийся помех даже за короткое путешествие по проводам переговорного устройства. — Можешь летать сам.
— Приятно слышать, — вполне честно ответил я.
— Вот и летать будешь с почтой, с завтрашнего дня, — заключила она.
— Это мы всегда пожалуйста.
Несмотря на дикий холод, в открытой кабине летать мне нравилось. Очень нравилось. Будь бензобак бездонным, так с утра бы взлетал и с закатом сажал машину на аэродром. Точно, пропал во мне какой-то Чкалов. А может, и не пропал, учитывая перспективы долгой-долгой жизни и отсутствие каких других толковых занятий: может, этот самый Чкалов еще расцветет во мне пышным цветом, кто знает!