Метелин про себя отметил, что Костя не причислял возчика к своим, значит, в чем-то сомневался. Тогда зачем полицаям нужно было убивать Синельникова? Или по ошибке, в запальчивости?
— Постарайся, Костя, может, что узнаешь. Загадку эту мы тебе поручаем разгадать, — сказал Семен и, взглянув на красно-бордовое солнце, клонившееся к горизонту, добавил: — Ну двинули…
Вторую мину они также бесшумно потащили через бухту.
Первый подрывной заряд нашли там, где оставили. Соблюдая предельную осторожность, миновали заградительные сетки. Опустились на дно, замерли, ожидая полной темноты.
В порту было тихо. Волнения моря не ощущалось. Когда наступила ночь — по сигналу Метелина всплыли. Вот тут-то Костя допустил оплошность. Мина выскользнула из рук, он навалился на ее корпус туловищем. «Сигара» камнем пошла ко дну, увлекая за собой Костю, и он, забыв об опасности, взболтнул ластами воду.
Часовые на стенке мола насторожились, послышался окрик:
— Хальт![6]
— Хэндэ хох![7]
Совсем рядом с Семеном захлопали пули. Он замер, даже затаил дыхание. Потом часовые долго прислушивались, на своем языке посовещались:
— Ты ничего не слышал?
— Нет.
— Значит, мне показалось.
И они разошлись.
Выждав какое-то время, Семен и Костя поплыли дальше, каждый со своей миной. Достигнув дока, подвели «сигары» под днище плавучего завода. Механизмы взрывателей установили на пять часов утра. По их расчетам выходило, что до взрыва они сумеют выбраться на берег, спрятать костюмы, укрыться…
Взрыв потряс весь порт. Немцы полагали, что нападение произвела подводная лодка, и забросали подступы к гавани глубинными бомбами. Оглушили много рыбы. Целую неделю волны выбрасывали на берег осетров, белуг, окуней.
Максим Максимович через Сашко передал Метелину короткую записку: «Молодцам — слава! Так держать!»
□
Взрыв в порту расшевелил Приазовск. В то раннее утро открывались окна домов, скрипели калитки, слышался говор людей.
Но радость была короткой. К вечеру стало известно, что немцы, оцепив примыкающие к порту дома, арестовали всех, кого застигли в квартирах: женщин, детей, стариков — сто шесть человек. Среди них оказалось семнадцать работников порта. В городе на видном месте появилось извещение, в котором говорилось:
«Если диверсанты не объявятся добровольно, заложники будут расстреляны».
Надежда Илларионовна, узнав о взрыве, насмерть перепугалась, места себе не находила. В комнатах ей было душно, и она много раз выбегала во двор, открыв калитку, высунув голову, пугливо оглядывала пустую улицу. Пыталась копаться на грядках, разбитых у беседки, да ничего не получалось: тяпка выпадала из рук.