Но поздно, слова вылетели, их не поймаешь. Рейнхельт поднес карточку ближе к глазам и, делая вид, что рассматривает рядом стоящую девушку, быстро соображал: «Где я слышал эту фамилию? Ах, да это бывший секретарь горкома комсомола, которого видели в городе. Кто-то из агентов недавно сообщил мне об этом. Так вот он, автор листовок! А только ли листовок?.. Вот она та ниточка, которая позволит распутать весь клубок. Ай да я!» — похвалил он себя, что-то бормоча вслух, с благодарностью взглянул на Клаву:
— А рядом кто? Жена, невеста?
— Я даже не знаю ее. Наверно, соученица.
— Снимок я оставлю у себя. Пока. Потом верну.
— Но это подарок! Как же я могу вам дать его? — вырвалось у Клавы. — И… неужели вам нравятся заурядные блондинки?
Гауптштурмфюрер сунул снимок в карман.
— Придумываете! Не вижу дарственной надписи, а эту блондинку я поищу. Может, она окажется не такой уж заурядной.
Настаивать было рискованно, и Клава, провожая Рейнхельта, пыталась убедить себя, что она ни в чем не виновата.
Через несколько дней Рейнхельт снова нанес визит Кларе. Как-никак, а эта девица ему здорово помогла. Железный крест теперь не за горами. Это надо вспрыснуть, а заодно и вернуть фотографию. Простодушная красотка полагает, что он заинтересовался смазливой блондинкой. Пусть себе. А может быть, сегодня Клара окажется покладистее и позволит себя увезти.
На этот раз дома был и отец Клары. Петр Петрович сидел угрюмый, на вопросы отвечал односложно. В семь часов вечера он заявил, что ему пора на паровоз.
Петр Петрович прихватил кожух и, плотно прикрыв дверь, ушел в кладовую, чтобы ее видеть кривляния дочери перед немецким офицером.
Власовна с горкой грязной посуды ушла на кухню.
Клава была в ударе. Она пела под гитару, рассказывала анекдоты. Рейнхельт усердно угощал ее, пил и ел сам, но не пьянел.
— С благодарностью возвращаю фото, — сказал Рейнхельт Клаве, как только они остались вдвоем.
— Ну что, обожглись на этой блондиночке?
— Медички не в моем вкусе, — и он впился глазами в Клаву. — Это Ирина Трубникова, твоя подруга. Зачем ты лгала, а?
Клава засуетилась, что-то говорила о своей любви к нему, о том, что ревность заставила ее так поступить.
Рейнхельт оставался глух к ее объяснениям.
— Предупреждаю, впредь обмана не потерплю, — сказал он. — Ты ничего не должна скрывать от немецкого командования. А вот в Метелине ты не ошиблась. Оказывается, это действительно инженер, и довольно опытный. Такие специалисты нам очень нужны.
— Вот видите, я же вам говорила. А его карточка мне не нужна. Вы могли ее и не возвращать.