— Что это ты вскочила сегодня ни свет ни заря? — спросил он. — Ты же обычно спишь до полудня!
— Дело касается моего контракта. Я полагаю, настало время поговорить нам с вами с глазу на глаз.
— Это о чем же? — мистер Сэм разволновался еще больше. — Ты недовольна тем, что получаешь самое высокое жалованье в цирке? Кто это настроил тебя на подобный лад? Я слышал, этот старый дурак Лэски ездил в Мемфис слушать блюз. Он был в солнцезащитных очках и при наклеенных усах, но Оли Джонсон все равно его узнал. Он что, уже увиделся с тобой и что-то предложил?
— Я не понимаю, о чем вы. — Она взглянула на хозяина так обиженно, что его подозрения еще больше усилились, и он страшно разозлился и разнервничался.
— Не забывай, что у тебя подписан с нами контракт и до конца сезона ты не имеешь никакого права от нас уходить.
— Но, мистер Сэм, вы же все не так поняли! Я пришла сказать, что мне не нужны никакая гостиная и никакой пульмановский вагон. Он не стоит того, чтобы кто-то из-за него волновался. Именно об этом я и сказала тому агенту, с которым разговаривала…
— Какому агенту? — перебил ее хозяин.
— Его зовут Джозеф Конти. Говорит, что он из Нью-Йорка. — Ее зеленые глаза были бездонными и невинными. Слишком бездонными. Слишком невинными. Разумеется, она не могла не знать, что Конти — один из крупнейших цирковых агентов Нью-Йорка. А вдруг и правда не знает? В некоторых вопросах Мара просто чудовищно невежественна.
— Он сказал мне, что согласно моему контракту — а я подумала, что не будет ничего плохого, если он на секундочку в него заглянет — я могу зимой выступать в других цирках.
— Но я сам в состоянии порекомендовать тебе, куда лучше податься зимой!
— Да, конечно. Я именно так и сказала мистеру Конти, когда он стал уговаривать меня подписать с ним договор. Я уверена, что вы нисколько не будете против того, чтобы мне зимой где-то выступать, и заявила ему, что никакой агент мне не нужен.
Она улыбнулась хозяину, пробормотав что-то насчет того, что договорилась пойти завтракать вместе с Джоко, и удалилась. Мистер Сэм расстроился настолько, что ему впору было кусать локти. Что значили слова Мары и вообще ее ранний визит?
Нет, дело не в ее предполагаемых зимних выступлениях. Это еще вполне можно пережить. Почему такой сладкий, полузаискивающий тон? Именно он показался мистеру Сэму подозрительным. Неужели она собирается покинуть его цирк в конце сезона? Почему она вдруг добровольно отказалась от спального вагона, от гостиной?
Нет, он не может дать ей уйти — ей, его лучшей артистке! Конечно, у них в цирке есть и другие стоящие номера, но именно Мара приносит Брадфорд-цирку небывалый успех, именно она привлекает внимание газетчиков. Это и понятно: что журналист может написать о Чангах, семье из четырнадцати акробатов, ни один из которых не говорит по-английски? Или о дрессировщике львов, который ненавидит репортеров и ни в какую не соглашается давать интервью? Мара же обожала рассказывать журналистам о себе, каждый раз сочиняя для них что-нибудь новенькое и преподнося таким образом газете очередную сенсацию. Нет, он не должен дать ей уйти, нужно соглашаться на все, что бы она ни попросила. Но, с другой стороны, чем он сможет удержать ее, если она вдруг всерьез решит перебежать, скажем, к Лэски?