Босяки нас спрашивали: «Почто вас сюда занесло?» Мы отвечали, что хотим поближе, своими глазами увидать ночлежную жизнь. Нужно нам это для новой пьесы Горького.
«Надо же! — изумились босяки. — Только что в нас интересного? Чего такую рвань на сцену тащить?»
Выпили водки. Наши персонажи размечтались: «Вот когда выберемся отсюда, когда опять сделаемся людьми…»
Наш дорогой Симов, как и сегодня, усердно делал зарисовки. Позже они очень пригодились. Спектакль был оформлен точно под эту трущобу. Пир идет горой. Наши хозяева от водки багровеют все больше. Беседа оживляется. Какой-то оборванец орет на Симова: «Нешто это мой портрет? Пачиму у мене одни щека черная? Где она у меня такая? Где? Гляди!»
Голоса слились в споре. А тут я от своего знакомца-хитровца получаю секретную информацию: убийцы, бежавшие с каторги, сегодня с бандой будут нас здесь грабить. Возможно, и «замочат». Для них нож в спину воткнуть — дело плевое.
— И кроме вас, Владимир Алексеевич, никто не знал о готовящемся покушении! — с восхищением воскликнул Станиславский.
— На меня бандюга с бутылкой бросился, кличка у него выразительная— Лошадь, — проговорил Симов. — Это тот самый, кому мой рисунок не пришелся по вкусу.
— Спасибо эрудиции Владимира Алексеевича! — улыбнулся Станиславский. — В адрес бандитов, уже нас окруживших, Гиляровский своим громоподобным голосом гаркнул пятиэтажную брань. Ее сложная конструкция ошеломила ночлежников. Они так и присели от восторга чувств и эстетического удовлетворения. Владимира Алексеевича и прежде здесь уважали. Гениальное ругательство увеличило его славу, а нам спасло жизнь.
— Ну, нет, жизнь Симову сберег некий блудный сын предводителя дворянства, угодивший в трущобу. Это был громадный и очень сильный человек. Он перехватил руку с бутылкой.
— Гиляровский вас спас на благо и процветание российской культуры! — не без легкого ехидства заметил Шмелев.
Эта реплика развеселила гостей, подогрела. Принесли еще шампанского.
— Вот уж точно: «как в мирное время», — сказал Бунин сидевшему рядом Шмелеву.
— Пир во время чумы! — тот согласно кивнул головой.
Станиславский, заканчивая воспоминания, с удовольствием потер свои большие мягкие руки:
— Зато спектакль «На дне» имел потрясающий успех. Вызывали без конца — режиссеров, актеров.
— Да, аплодисменты были громовые, — добавила Книппер. — И море цветов! Помните, Константин Сергеевич, вас и Качалова зрители порывались нести на руках.
— Но и вы, Ольга Леонардовна, превосходно сыграли Настю, — ответил Станиславский.
— А какой был Барон в исполнении Качалова! — с восторгом продолжала Книппер.