— На тебе лица нет, мальчик. Прости, но ты должен был видеть.
— На тебе лица нет, – сказал Старик, встретив его уже под утро. – Рассказывай.
Все лето он тренировался делать мысливы. Если Лорд не вызывал его, он мог днями просиживать в воспоминаниях – прокручивать их снова и снова. Так кого же он все‑таки любил? Женщину, убитую тринадцать лет назад, или призрак, упрятанный в глубине сознания за зеленой пленкой с рыжими прожилками?
…до сих пор используют для изготовления струн только жилы зеленого валлийца…
С каждой новой порцией почты из каминной трубы вылетала стайка валентинок. Родители, студенты, выпускники и – Минерва улыбнулась – в кои веки лично от Министра.
День удался, и вечер обещал быть приятным. Линда Баррет – меткий выбор Эвана – вместе со своей командой потрудилась на славу, и даже сегодня на переменах с озабоченным видом носилась по школе, поправляя колчаны купидонам и подвешивая тут и там новые сердечки.
Столик у «Кабинета ученого» ломился от валентинок – впрочем, у тарелки Эвана на преподавательском столе собралось немногим меньше алой, розовой и золотой мишуры, чем у Невилла, доселе главной жертвы старшекурсниц среди преподавателей. Тони Гольдштейн, занявший второе место в прошлом году, поглядывал на соперника с явной ревностью.
Минерва попыталась вспомнить, получал ли Снейп валентинки до войны, но не смогла. И уж точно тот Снейп не стал бы показывать их коллегам, как Смит: «Это от Чарли, передает от Норберты привет и поцелуи».
Новая звезда школы поджидала ее у кабинета и, судя по непарадному виду и торчащей из кармана уменьшенной куртке, на школьный бал оставаться не намеревалась.
— Нет, Эван, ты мне сейчас не нужен. Да, ты можешь спокойно отправляться к Люпинам, – усмехнулась Минерва.
Эван кивнул.
— С колледжем обсудили, так что…
Минерва отмахнулась.
— Иди, пока я не передумала и не заставила тебя открывать бал. Горло как?
Эван неопределенно поводил рукой.
— Думаю, в четверг отработаю уже…
Он оглянулся. Минерва тоже вслушалась и медленно пошла на звук.
В конце коридора нежно, тихо, чарующе грустно пела скрипка. Закат за окном давно погас, но на картине золотистые и алые лучи по–прежнему озаряли полуразрушенную террасу, выхватывая сутулый профиль одинокого музыканта.
Они переглянулись.
— Кстати, пока ты не ушел… – решилась Минерва. – Зайди‑ка на пару слов.
В кабинете Эван присел на край стула, явно ожидая не то выволочки, не то делового поручения.
— Давно, знаешь ли, хотела спросить, – усмехнулась Минерва, колдуя с кофейником. – Ты действительно играешь на скрипке?