— И что?
— А почему, ты не задумывалась?
— Мы брали на работу только настоящих мастеров своего дела. То, что среди них оказались китаец, японец и два вьетнамца, — чистая случайность.
— Отчасти это верно.
— Отчасти? У тебя есть другое объяснение? Только не говори, что это злодей Фуманчу из укромной башни в Тибете подчинил нас своей воле гипнотическими лучами и приказал принять на работу азиатов.
— Отчасти и это верно. Но я это объясняю по-своему: просто у меня слабость к азиатам. Мне нравится их ум, удивительная дисциплинированность, аккуратность, приверженность традициям, порядку.
— У нас все сотрудники такие, не только Жами, Нгуен, Хэл и Ли.
— Так-то оно так. Но с азиатами мне спокойнее: я доверяю расхожему стереотипу азиата. Я точно знаю, что с ними работа пойдет без сучка без задоринки. Я, можно сказать, купился на этот стереотип, потому что… Ну, словом, потому что я на поверку оказался совсем не таким, каким себя считал. Соберись с силами, сейчас я тебя ошарашу.
— Валяй. Мне не привыкать.
* * *
Сидя за компьютером, Ли Чен частенько ставил компакт-диск, надевал наушники и слушал музыку. А чтобы ему не мешали, закрывал дверь. Сослуживцы наверняка считали его нелюдимым, но что поделать: работа у него такая, требует сосредоточенности. Нельзя же, чтобы тебя попусту отрывали, когда стараешься проникнуть в хорошо защищенную сеть вроде системы, объединяющей базы данных управлений полиции, — именно этим Ли сейчас и занимался. Случалось, музыка отвлекала его даже сильнее, чем присутствие посторонних, но чаще, наоборот, помогала настроиться. Иногда для этого подходили незамысловатые фортепьянные композиции Джорджа Уинстона, иногда — рок-н-ролл. Сегодня Ли выбрал Хьюн Льюиса и «Ньюс». Он не отрывал глаз от дисплея (окошко в кибернетическое пространство), слушал несущуюся из наушников музыку и знать не знал, что делается за стенами комнаты. Даже если бы разверзлись небеса и Господь Бог объявил, что род людской сию же минуту будет предан уничтожению, для Ли эта новость прошла бы незамеченной.
* * *
Из разбитого окна в кабинет врывался холодный ветерок, но Золта от досады бросало в жар. Он медленно ходил по просторной комнате, брал в руки разные предметы, прикладывал ладони к мебели, пытаясь вызвать в сознании картину, по которой можно было бы угадать, где сейчас Бобби и Джулия. Все напрасно.
Порыться в ящиках стола, в картотеках? На это уйдет не один час — ведь Золту неизвестно, где тут хранятся нужные ему материалы. А если они в папке или конверте с непонятным названием или кодом? Поди догадайся, то это или не то. Читать и писать Золт умел — мать научила. Как и она, он был завзятым книгочеем (правда, после ее смерти к книгам не прикасался). Он самостоятельно и многие науки одолел — усвоил не хуже, чем в университете. И все-таки слова на бумаге — одно, а его удивительный дар — совсем другое, с его помощью узнаешь куда больше.