В задачу Шальнева входил сбор мяса, молока, шерсти и других продуктов, и службу свою нёс он с огромным рвением, ничем было нельзя от него откреститься, вгрызался он в свою жертву. Несколько раз поступали на Шальнева жалобы в райком, но невозможно придраться было к нему. Действовал Шальнев строго по инструкции, а там всё расписано чётко: не сдал вовремя мясо – могут свести корову или другую живность со двора, описать имущество, направить дело в суд. Правда, к такой мере, как опись имущества, Шальнев прибегал редко – чего описывать, если в домах – шаром покати, в лучшем случае деревянная кровать с клопами да пустой сундук, в котором мыши давно свили гнёзда.
Чаще всего Шальнев уводил со двора скот. Жутко было наблюдать картину, когда за тарахтящим на малом газу мотоциклом болтается на верёвке рогатая коза, трясёт бородой, жалобно блеет или крутит могучей шеей корова. Жизнь, пищу, надежду уводил со двора Шальнев, и только стон и глухие проклятья неслись вслед, плач детей и женщин.
Сейчас при виде Сидоровой Шальнев вскочил со стула, подобострастно выгнул длинную, как у гусака, шею, и эта картинная подобострастность вызвала отвращение. Евдокия Павловна до дрожи не любила встречаться с Шальневым. И ничего здесь изменить невозможно, хоть Сидорова пыталась это сделать. Человек – натура избирательная, одно принимает с радостью и вожделением, другое – равнодушно, безразлично, а третье – с отвращением, будто берёт в руки осклизлую, как камень-голыш, лягушку. Вот это гадливое ощущение возникало у Сидоровой при встрече с Шальневым.
Вряд ли догадывался Шальнев об этих её чувствах. Он заговорил о том, что в Товаркове плохо идут мясозаготовки, распустились колхозники, не понимают дисциплины, что он специально приехал, чтобы подкрутить гайки, покончить с разболтанностью. На миг пришёл в память тот вихрастый парнишка, который питался «тузятиной», и Сидорова снова вздрогнула, – возникло ощущение, что она теряет сдержанность. Надо успокоить себя, надо, она и так, кажется, не совсем справедливо откостерила Черепанова. Каждый должен делать своё дело, служить тому, чему присягнул. Но память – колодец прошлого – словно вновь заплескалась водой, колыхнула недавний эпизод с этими ребятами, и она обратилась к Шальневу:
– Не надо сейчас злить народ, товарищ Шальнев.
– Что значит «злить народ», Евдокия Павловна? Никакой злобы быть не должно, только дело… С государством надо вести честно…
– Я не призываю вас к нечестности. Только время сейчас не то – голодают люди…
– Что-то я вас не пойму, товарищ секретарь, – ухмыльнулся Шальнев. – Здесь всё время голодают. А моё какое дело? Меня держат на работе только с одной целью…