Курков снова встряхнул головой, заговорил, не прибавляя тона:
– Интересный разговор у нас получается. Вроде, пожар где. Повторяю, что займ этот – дело хоть и непонятное, но сурьёзное. А в доме кто хозяин? Жена. Вот и должен я с ней посоветоваться.
– Ну, хорошо, – Сундеев достал из кармана галифе блестящие часики, щёлкнул крышкой, – вот сейчас двадцать два часа, а к двадцати трём ждём вас с предложениями.
Сундеев на фронте командовал ротой, и привычка быть точным, как его трофейный хронометр, была известна многим. О своей боевой жизни Дмитрий Ермолаевич вспоминал часто, и даже в разговоре проскальзывало: «моя рота», «в моей роте», если говорил о подшефных колхозах. Сейчас он готов был крикнуть «шагом марш», заметив, что Коля Курок замешкался, цепко впивался взглядом в председателя.
– Можно вопросец, Степан Кузьмич? – Коля тянул руку, как школьник.
– Ну давай, что там у тебя?
– Вопросец один, – снова ухмыльнулся Коля. – А председатель наш подписался?
– А как же, – вместо Бабкина ответил Сундеев, – первым, как и полагается, половину суммы наличными внёс.
– А на сколько, можно узнать?
– На тысячу рублей…
– Для начальника, поди, и маловато, – вздёрнул головой Курок и пошёл к выходу.
– Ну, что, товарищи, – Бабкин обратился к сидевшим правленцам, – дальше по займу пойдём или Куркова ждать будем?
– Давай дальше иди…
По очереди вызывал Бабкин колхозников, и когда дошла очередь до Андрея Глухова, как будто между прочим сказал:
– Хороший работник у нас Глухов, да вот придётся наказывать сегодня…
– За что? – удивлённо спросил бригадир Филатов.
– Быков в озимые допустил!
– Они сами туда заскочили, вместе с плужком рванули, – сипло сказал Андрей. – Их, быков-то, кормить нужно, а сейчас они голодные, как собаки…
– Но-но, – вскочил конюх Мишка Дегтярёв, – ты говори да не заговаривайся. Весь рацион, что правление определило на весенний сев, всё до грамма животные получают.
– Заткнулся бы об этом, – не сдержался Сергей Яковлевич, – тогда на какие же шиши конюх каждый день зенки заливает? Не фураж ли в Лукавку на самогон отправляет?
– А то клевета! – Мишка Дегтярёв передёрнулся, осмотрел присутствующих неподдельно искренним взглядом. – Ты сам-то почему не пошёл работать на ферму, когда тебе предлагали?
– Мне и в поле неплохо!
– Нет-нет, ты скажи! – наседал Мишка. – Молчишь, да? А сказать бы стоило. Привык ты захребетной жизнью жить, налегке.
– Это я-то налегке? А те, кто в немецком плену отсиживался, тот спину себе сломал?
В самую точку попал Сергей Яковлевич. Как клеймо этот плен для Мишки. А разве он сам туда попал? Разве один там находился? Рассказать – не поверят, какие колонны в сорок втором гнали под Харьковом, будто реки людские по дорогам текли, а там и офицеры шли, и, говорят, даже несколько генералов попало… Выходит, всех их надо клеймить презрением всю жизнь, до последнего вздоха?