Сто восемьдесят километров к востоку от Москвы
12 июля
Раиса и Лев скорчились у задней стенки вагона. Они сидели здесь с того самого момента, как поднялись в него вчера. Поскольку они оказались здесь последними, им пришлось довольствоваться единственным оставшимся свободным пространством. Все самые удобные места на трехъярусных деревянных полках, тянущихся вдоль стенок вагона, были давно заняты. На этих полках, представлявших собой доски шириной сантиметров тридцать, вповалку, как сельди в бочке, лежали по три человека, тесно прижавшись друг к другу. В этой ужасающей тесноте нечем было дышать. Льву и Раисе достался клочок свободного пространства возле дыры величиной с кулак, пробитой в полу, — туалета для всего вагона. Перегородки и занавески отсутствовали как таковые, и заключенным приходилось справлять нужду на виду у товарищей по несчастью. Лев и Раиса разместились менее чем в полуметре от зловонного отверстия.
Поначалу, оказавшись в жаркой и душной темноте, Раиса ощутила прилив неконтролируемого гнева. Случившееся казалось ей не просто несправедливым и ужасным — это была дикость, чья-то намеренная злая воля. Если их везут в лагеря на работу, то почему в таких условиях, словно отправляют на расстрел? Но потом неимоверным усилием воли она заставила себя не думать об этом: негодование не поможет им выжить. Она должна приспособиться. Раиса неустанно напоминала себе: «Новый мир, новые правила».
Ей не с чем было сравнивать свое нынешнее положение. Заключенные не имели никаких прав и не должны питать бесплодных надежд.
Даже не имея возможности выглянуть наружу, Раиса догадывалась, что полдень уже миновал. Железная крыша вагона раскалилась под лучами солнца, и погода как будто решила помочь охранникам, подвергая сотни заключенных медленной пытке в раскаленной клетке, в которую превратился переполненный вагон. Поезд полз с черепашьей скоростью, и в щели в дощатых стенах даже не задувал сквозняк. А тот легчайший ветерок, что все-таки иногда налетал слабыми порывами, жадно впитывали в себя те, кому посчастливилось занять места на полках.
Как ни странно, когда Раиса сумела обуздать свой гнев, оказалось, что духота и мерзкий запах стали вполне терпимыми. Выживание требовало в первую очередь умения приспосабливаться. Но один из заключенных решил, что не станет мириться с новыми правилами. Раиса не знала, когда именно он умер, этот мужчина средних лет. Он скончался тихо и незаметно, не привлекая к себе внимания, так что никто ничего не заметил, а если и заметил, то предпочел не распространяться об этом. Вчера вечером, когда поезд в очередной раз остановился и заключенным приказали вылезать, чтобы получить свою крошечную порцию воды, кто-то крикнул, что, дескать, здесь умер человек. Проходя мимо неподвижного тела, Раиса мельком подумала, что бедняга, должно быть, решил, что новый мир — не для него. Он сдался и отключился, как изношенный механизм. Причина смерти — безнадежность и отсутствие интереса к жизни. Наверное, он решил, что, если это и есть новая жизнь, она не заслуживает того, чтобы стремиться выжить любой ценой. Его труп небрежно вышвырнули из вагона, и он скатился с высокой насыпи и пропал из виду.