Она не принадлежала его виду.
Несмотря на это, появлялось желание. В конце концов, она красивая женщина, ранимая, немного потерянная. Такое желание достаточно естественно, особенно учитывая его добровольное продолжительное одиночество.
Мужчине необходима женщина.
Но сейчас желание было намного глубже, сильнее и требовательнее, чем он когда-либо испытывал, или хотел испытать. Когда чувства настолько сильны, контроль исчезает. Отсутствие контроля не оставляет выбора. Он взял себе этот год, чтобы сделать выбор.
Тем не менее, он не мог держаться от нее подальше. Он считал достаточно разумным свое решение соблюдать дистанцию хотя бы в человеческой форме — по крайней мере, когда она бодрствовала. И все же он прокрадывался сквозь лес, чтобы понаблюдать за ней, подслушать ее мысли. Или просто сидел в одиночестве в этой комнате и смотрел на нее в языках пламени.
Любовь ждет.
Когда шепот прошел сквозь него, Лиам сжал зубы и отставил чашку с глухим стуком фарфора о дерево.
— Проклятие! Я сам с этим справлюсь, и с ней тоже. В свое время и своим способом. Оставьте меня в покое.
Его собственное отражение в темном оконном стекле померкло, взамен там появилась женщина с распущенными золотыми волосами, глазами того же насыщенного цвета и теплой улыбкой.
— Лиам, — сказала она. — Упрям, как обычно.
Он поднял бровь.
— Я учился у лучших, мама.
Женщина улыбнулась, огоньки в ее глазах осветили ночь.
— Это чистая правда, если конечно ты говоришь о своем отце. Шторм разрастается, а она там совсем одна. Неужели ты все так и оставишь?
— Так будет лучше для нас обоих. Она не одна из нас.
— Лиам, когда ты будешь готов, загляни в ее сердце, и в свое. Поверь тому, что ты там увидишь. — Она вздохнула, отлично зная, что сын как всегда сделает все по-своему. — Я передам от тебя привет твоему отцу.
— Конечно. Я люблю вас.
— Я знаю. Скорее возвращайся домой, Лиам из рода Донованов. Мы скучаем по тебе.
Как только отражение исчезло, небо разорвала яркая молния, похожая на копье, воткнутое в землю. Лиам понимал, что это отец соглашается со словами своей жены.
— Ну, хорошо. Черт побери. Я посмотрю как она там одна.
Он повернулся, сосредоточится на холодном очаге и одним движением руки зажег огонь там, где не было ни дров, ни искр.
— Сверкают молнии и гром грохочет.
Что женщина одна там делать хочет?
Остынет пламя и растает мрак,
Позволь увидеть мне, да будет так.
Он сунул руки в карманы и посмотрел на успокоившееся пламя. В холодном золотом свете задвигались тени и открыли ему картину.
Он увидел, как Роуэн идет со свечей сквозь темноту, лицо бледное, глаза огромные. Она роется в кухонном шкафу и, как обычно, разговаривает сама с собой. И вздрагивает как пугливая лань при каждом ударе молнии.