Таджик сполз с него и поднялся на ноги. Окинув взглядом обстановку, он сделал однозначный вывод:
– А что дальше. Дальше она отдает нам деньги, а вас, неверные, придется порезать.
– Тут неверных нет, – возразил Гера. – Среди нас только один женатый, да и тот спит.
– Нам нужно, чтобы у вас память отшибло. И ты еще спрашиваешь, дорогой, что дальше?
Подняв с пола чей-то пистолет, он стал разглядывать его так, словно впервые видел.
– Стрелять придется. Билять, не хочу. А что делать? – Он поморщился и резко оглянулся. – Да уйди ты, сука, в сортир!! Вытряхни свой навоз, иначе в море искупаю! Шайтан-майтан…
Антоныч проводил обгаженного боевика взглядом. На полу лежало оружие, но оно было так далеко, что любое его движение оба эти таджика остановят на полпути. Они стояли посреди комнаты в трех метрах друг от друга. И Слава, и Гера, будь у них хотя бы секунда форы, могли дотянуться до каждого из них, но… Но только дотянуться. Далее последуют два выстрела, и все закончится.
Щелкнула защелка на двери спаренного санузла, и зловонный таджик вошел внутрь.
Антоныч успел заметить, как молниеносно перекрестилась уже полностью протрезвевшая Повелкова. Этот жест человека, живущего не по закону божьему, он отнес за автоматический жест любого приговоренного к смерти. Развернувшиеся через мгновение события заставили Антоныча усомниться в собственных догадках…
Из санузла, за спаренность которого так переживала Анюта, раздался визг на два голоса.
Оба таджика обмякли, как матрасы, и машинально повернули головы в сторону ванной комнаты.
Это была фора, которой так не хватало Антонычу.
События для таджиков стали развиваться столь же стремительно, как и минуту назад жизнь крутилась перед ним. Стоящий перед Антоном таджик почувствовал удар, после которого его ноги оказались выше головы. Едва он успел испытать потрясение от удара затылком о пол каюты должницы Повелковой, как прямо перед собой увидел напряженное лицо Антоныча.
Антоныч всегда ценил те мгновения, когда на ковре противник слегка раскрывался и терял над ситуацией контроль. Сейчас же, когда небритое лицо было в полуметре от него, внизу, а волосатые руки, которые должны были это лицо закрывать, были раскинуты в сторону, как крылья, он едва не рассмеялся от счастья.
В тот момент, когда Антоныч еще подсекал растерявшегося таджика, Слава понял, что перед ним более сложная задача. Подсечь ударом ноги тело, вес которого приближался к полутора центнерам, было нереально. Понимая, что теперь все зависит лишь от его сообразительности, он согнул в колене ногу и тут же выбросил ее вверх. Стоящий над ним таджик выронил пистолет еще до того, как нога русского достигла цели. Он не видел того, что происходит под ним, опасность он воспринял реально, но не с должной быстротой. Когда он наклонился, дело было уже сделано…