Но тут у него в памяти что-то зашевелилось, и он остановился. На вопрос о том, что сталось с бумагами Эда после уловки с пеплом в камине, священник сказал: «Il capitano».
Предсмертные слова отца Пьетро маячили в сознании Томаса подобно призракам. В тот момент в них не было для него никакого смысла, но теперь он совершенно внезапно все понял.
«Где-то здесь, среди тысяч других, лежит один определенный череп, единственная связь к древней легенде о капитане, покинувшем могилу, чтобы присутствовать на свадьбе молодой женщины, которая ухаживала за его останками».
Под этим черепом спрятаны бумаги брата.
«Хорошо, — подумал Томас, проводя лучом фонарика по лишенным плоти лицам. — Но под каким именно?»
Ускорив шаг, он старался вспомнить, что отец Джованни рассказывал про капитана. Сперва у него в памяти всплыли только общие черты рассказа, женщина, хотевшая выйти замуж, свадебная церемония, привлекательный незнакомец, оскорбивший молодого супруга.
Но что насчет черепа?
Томас вспомнил, что тот был отполирован до блеска так, что к нему не липла пыль.
Все это попахивало легендой, корни которой уходили в действительность. Где-то в Фонтанелле есть сверкающий, начищенный череп, навеки связанный с древним преданием о капитане. Эта история известна всем, так что череп не погребен где-то в куче, неотличимый от остальных. Он лежит обособленно, выделяясь из окружения. Отец Пьетро спрятал заметки Эда в безопасном месте, но так, чтобы их можно было найти.
Томас подошел к ближайшей невысокой стенке, на которой группами по восемь были разложены черепа, и стал искать среди них тот, который выглядит как-то особенно.
На самом деле все черепа были разные, но только не в том смысле, в каком ему было нужно. Именно это и внушало тревогу. Найт полагал, что все черепа выглядят одинаково, однако дело обстояло не так, что отчасти объяснялось их расположением. Одни смотрели прямо перед собой, другие косились в сторону, третьи были откинуты назад, будто в порыве гомерического хохота. Различались черепа также и степенью разложения. Некоторые оставались почти целыми, с нетронутыми зубами, четко очерченными глазницами и чистой носовой полостью. Иные были сгнившие, разбитые, со следами насилия, которое, как Найту хотелось надеяться, произошло уже после смерти: проломленные крышки, треснувшие скулы, вмятые диафрагмы. У некоторых черепов был такой вид, словно крышку удалили хирургическим путем. Одни равномерно бледные, словно алебастр, другие серые, в пятнах, были бурые, обтянутые какой-то волокнистой грязью, для которой у Томаса не было названия. Среди больших черепов встречались маленькие: детей, совсем младенцев.