— Извини меня, Данте, — с мольбой протянула Энья медоточивым голосом. — В ванной комнате остались мои туалетные принадлежности. Я пришла забрать их.
Не дав Данте времени ответить, она проскользнула в комнату с явным намерением рассмотреть сестрицу, ради которой ее выдворили из этих апартаментов.
Энья оказалась сладка до приторности. Должно быть, мужчины слетались на нее как пчелы. Роскошные белокурые волосы по плечам, женские прелести едва вмещались в ярко-желтое мини-платье. Длинные гладкие ноги лоснились, будто намазанные маслом. Лицо, обращенное к Дженни, было безупречно красивым. Идеальная кожа, великолепные голубые глаза, пухлые, чувственные губы…
— Извини, что прервала вас. — Глаза Эньи впитывали мельчайшие детали увиденного. — Я на минутку. — Она пересекла комнату, направляясь в ванную.
— Поздоровайся с Изабеллой, Энья!
Она резко остановилась, потому что тон произнесенных Данте слов был похож на удар хлыста.
— Прости, Данте, — виновато залепетала Энья. — Я не хотела показаться невежливой. — Она оскалила белоснежные зубы в сторону Дженни, что должно было означать улыбку. — Привет, Изабелла. Ты не возражаешь, если я заберу свои вещи, правда? Увидимся за ланчем. — Она с улыбкой повернулась к Данте: — Извини меня, дорогой. Недосмотр одной из служанок — она не проверила, все ли мои вещи перенесены.
— Так проверь повнимательнее, чтобы больше сюда не возвращаться!
Это было откровенное хамство со стороны Данте. Но Энья как ни в чем не бывало поцеловала кончики своих пальцев и помахала ему. Затем, демонстративно покачивая бедрами, прошествовала в ванную комнату, забыв закрыть дверь.
Дженни решила молчать и даже не смотреть на Данте. Поднявшись на ноги, уже достаточно окрепшие, она прошла к стеклянным дверям на другом конце комнаты. За ними начиналась широкая дорожка, обсаженная деревьями и ведущая к каменной стене, ограждавшей виллу.
Вид был прекрасным, но думала Дженни совсем о другом. Чувственные струны тела, тронутые умелой рукой Данте, все еще вибрировали. Одна часть ее существа мечтала о продолжении и завершении начатого, но другая настойчиво напоминала о самоуважении.
Увлечься Данте Россини значило бы замутить и без того опасные воды, в которых ей приходится барахтаться. Она должна иметь ясную голову и не думать ни о чем, кроме как о сохранении собственной свободы.
— Я все забрала, — возвестила Энья радостным тоном.
В висевшем в комнате напряженном молчании голос, выражавший радость, прозвучал донельзя фальшиво.
Дженни обернулась из вежливости, но могла бы и не делать этого. Энья ее попросту не видела. Ее взгляд был прикован к Данте, который стоял в открытых дверях спальни и откровенно ждал, когда же она уберется.