В сенях послышался грохот. Ввалилась тетка Шульте.
— Крыжовенная настойка? Да ты спятил, Густав!
Жена управляющего, сидевшая на кухне, почесывала свои голые руки.
— Люди говорят, что она путается со своим работником. Она спит с ним на конюшне.
В комнате, убранной для праздника, учительша наморщила и вздернула нос. Ее пенсне уперлось в брови.
— Какая дерзкая особа эта Шультиха!
Лавочница улыбалась.
Колокольный звон покатился с холма. В долине у речки на светлых лугах торчали, как серые щетки, стога сена. Ласточки метались между верхушками деревьев и небесной синевой. Лена пеленала и заворачивала малыша. Эльзбет бегала за пирогами для жены управляющего. Это было приятное поручение.
Тетка Шульте схватила упакованного младенца и потерлась носом о подушку конверта. На ее угреватом носу, как на кране деревенской водоразборной колонки, всегда висела небольшая капля. Лена принесла четыре букета флоксов — знаки отличия крестных.
До их возвращения из церкви Густав и Лена суетились, бегали по дому, топоча, как морские свинки. Они встретили крестных у дверей.
— Пастор нарек его Станислаусом, — торжествовала Эльзбет.
А Станислаус орал так, что дрожала подушка. Густав подносил наливку:
— Стаканчик у порога, по старому обычаю, за здоровье ребенка!
Тетка Шульте выпила свою рюмку по-мужски, одним духом до дна…
— Эге-ге, здорово прочищает глотку. — Она крякнула, как заправский пьяница.
Жена учителя взяла рюмку двумя пальцами и уже заранее затряслась. Шульте подтолкнула ее.
— Пей, пей, учительша, тогда и сердечко будет работать, как смазанное!
Жена учителя, пила, блея, словно коза. Жена лавочника пила, улыбаясь. Жена управляющего жаловалась, что голодна, и сосала наливку, как телушка. Крестные вошли в дом. Густав снова заспешил к ним.
— Еще по рюмочке, пока не уселись, за то, чтобы у матери молоко было!
— Мне давай сразу две! — орала Шульте. — Две груди, две чарки. — Она глотала кислую наливку, опрокидывая рюмку за рюмкой без передышки.
Остальные женщины пили с отвращением.
Лена перепеленала малыша. Густав на кухне следил за жарким. Ему не терпелось узнать, сколько же положили крестные в пеленки. Дверь распахнулась. Тетка Шульте потянула Густава за подтяжки.
— Слушай, сосед, я в пеленки ничего не сунула!
Густав беспокойно топтался на месте. Шультиха поглядела на него.
— Это от наливки. Она действует на мочевой пузырь. — Потом Шультиха сказала, что взамен «пеленальных» Густав сможет в этом году три раза брать одну из их лошадей для полевых работ. Густав, сунув в рот кроличью печенку, закусил ею свое разочарование. Печенку второго кролика подцепила тетка Шульте.