Чудодей (Штриттматтер) - страница 248

Станислаус пролез в дверную щель. Он убегал от своих мыслей. Он спрыгнул. Под ногами затрещал уголь.

— Пароль?

— Победа! — отвечал Станислаус. Казалось, что его окликнула гора угля.

Ночь была огромна, и крохотные огоньки прятались, точно вши, в ее черной шубе. За перроном Станислаус набрел на куст бузины. Он стоял там, словно единственное живое существо во всем мире. Паровозные гудки раскалывали тишину. Сноп искр вылетел из трубы паровоза. Этот стальной зверь не боялся самолетов. Он делал свое дело. А мудрый человек в страхе перед опасностью удерживал дыхание.

Станислаус услышал за собой шаги. Кто-то еще бродил по перрону. Шаги были неуверенные: так скупец отходит от своих денег. Станислаус сидел на конце одинокой шпалы. Внезапно шпала под ним дрогнула — кто-то сел на другой конец. Пусть сидит кому охота.

Ночь приподняла свой облачный покров. Из-под него выглянула звездная бахрома. Станислаусу приснилось, что он купается в пруду в своей деревне. Его тело томилось по очищающей воде. В пруду было прохладно. Станислаус вздрогнул и проснулся. Шпала под ним слегка покачивалась.

— Ты кто?

— Никто. — Голос был странный. Слишком высокий для мужчины, слишком низкий для женщины.

— Ты говоришь, как женщина.

— А я и есть женщина. Чего ж ты не придвинешься поближе?

Станислаус придвинулся. Они сидели рядом. От женщины пахло чистым бельем и плавленой смолой.

— Ты женат? — спросила женщина. На ней была острая шапочка.

— Не женат, — ответил он.

— А может, обручен, жених?

Станислаус вспомнил о Лилиан.

— Было, прошло!

— Ты ее больше не любишь?

— Да не спрашивай ты, как в книжке. Она меня больше не захотела. Да, пожалуй, она и никогда меня по-настоящему не хотела.

Их лица сблизились вплотную.

— Ты красивый? — спросила женщина.

— Я себя знаю с детства, и я всегда такой, какой есть.

— Ты красивый, я чувствую это.

Она сжала его руку. Ее дыхание пахло мятой. Он поцеловал темноту и встретил губы, в которых ощущалось биение пульса.

По всему миру расставлены мягкие ложа для любящих. Любовь и на камне стелется пухом. Вот голые доски скамьи. Вчера они были лебяжьей периной для двух людей, любивших друг друга. Что там за вмятина в снегу? Ночной приют оленя? Нет, двое любящих там провели заветный час.

Потом она спросила его:

— Как тебя зовут?

— Сестра называла меня Стани. Но зачем я говорю об этом?

Она отпустила его.

— Ничто сказанное однажды не бывает лишним. Времени очень мало.

— Нет! — возразил он резко. — Это люди кромсают время, уменьшают его. Я видел, как ворона летела над полем в изморози. Она, видно, учуяла, что в вагоне-кухне варится мясо. Но поезд катился, он спешил. Ворона села на столб. И мне показалось, что она покачала головой. Люди выражаются очень неточно. Вот ты уйдешь в город. Меня утянет поезд. Ты покинешь меня, а я покину тебя. Кто же прав?