— Однако этот забияка Иван здорово швыряется!
Слова ротмистра как бы разрешали Цаудереру испытывать страх. Вахмистр скатился в окоп. Вот когда началось будущее, началась война. Бетц и Цаудерер прислушивались, полузакрыв глаза. Ни выстрелов, ни взрывов. Самолет улетел. Что-то тихо шелестело и потрескивало в листве. На лагерь сбросили листовки.
Едва началась тревога, как вожатые поспешно отвели животных вглубь, под защиту леса. Станислаус лежал рядом со своей лошадью и прислушивался к рокоту самолета. Оно то приближалось, то отдалялось. Совсем как жужжание шершня. Мыслями Станислаус перенесся во времена своего детства. Вот он дома, в кухне своей матери Лены. Где-то у окошка зажужжал шершень, вот он сел на плиту, а вот он уж на шкафу, что стоит в углу. Станислаус видит своего отца, который пытается матерчатой туфлей убить шершня. Отец Густав чудодей. Станислауса вдруг осенило, он понял все: нужда толкнула отца на чудотворство. Он, Станислаус, по тем же причинам заставил Богдана связать ведьму. Неужели вся жизнь — это замкнутый круг? Коловращение вокруг себя? Не потому ли молодые люди повторяют то, что делали старики, ибо злодеяний и нужды на земле не становится меньше.
Кусок бумаги величиной с почтовый листок упал перед пасущейся лошадью. Лошадь фыркнула, мотнула головой, но продолжала пастись. В самом деле, с неба упало письмо с фотографией улыбающегося Роллинга. У Роллинга слегка усталый взгляд, но улыбка — настоящая. Никто на свете не смог бы заставить Роллинга засмеяться, если он этого не хотел. Станислаус искал на лице Роллинга упрека, легкого упрека своему бывшему товарищу Станислаусу Бюднеру. Не залегла ли здесь в углу его рта едва приметная ироническая складка? Станислаус прочел, что сообщал ему Роллинг: «Кончайте! Переходите к нам! Думайте о Германии! Не повинуйтесь банде разбойников!»
Станислаус до тех пор мял бумажку, пока она не стала величиной с ноготь большого пальца. Он спрятал ее под крышку своих карманных часов. Эти часы он купил, когда был еще учеником пекаря и cand. poet., чтобы хорошо использовать свободное время для учебы. Часы висели на цепочке, подаренной ему толстой лесничихой в день конфирмации.
Воздушная тревога кончилась. Смерть унесла свои бомбы. Сбросили только одну бомбу, да и ту с листовками. Их прислал рабочий-цементщик Отто Роллинг. Егери третьего эскадрона сновали взад-вперед и, пользуясь темнотой, собирали между деревьями письма Роллинга.
На пивовара Бетца напал припадок буйного помешательства. Он выгнал ротного вахмистра Цаудерера из канцелярии и приказал явиться лейтенанту Цертлингу. Надо разведать путь Роллинга через болота. Ротмистр Бетц хотел на собственный страх и риск напасть на советский лагерь. Не для того он проник в чужеземные леса, чтобы собирать сосновые шишки. Пусть это делает командир полка, пожалуйста! Бетц пошел на войну, чтобы видеть кровь, собирать добычу. Теперь на службе ввели строгости. Составили большой учебный план по подготовке предварительной атаки на советский лагерь. «Такое им устрою, что эти прусские задиры обмараются!»