Когда солнце опустилось в море, Станислаус стоял в гавани с одним из часовых.
— Лодку?
— Да. Чтобы половить рыбу.
— Ты что, не знаешь, что все запрещено?
— Но на завтра надо иметь что-нибудь свежее в котле!
— Поезжай, только, пожалуйста, не привози каракатиц.
Станислаус греб вдоль берега и слышал, как перекликались часовые. Выход в море был ему разрешен.
Он поручил Вайсблату передать Мельпо, где она должна его ждать. Станислаус только и думал о той минуте, когда он снова почувствует ее коричневые пальцы на своей руке. О большем он не мечтал. Он рад убедиться в том, что он не пустой футляр. Еще живет в нем любовь ко всему окружающему, и он вспомнил стихотворение о пастухе Аврааме. «Видимо, во мне еще сохранилось что-то человеческое», — подумал Станислаус.
Мельпо стояла на скале. Казалось, она вышла из камня, как ожившая статуя. Без околичностей она села к нему в лодку, нагнула свою детскую головку, прислушалась, схватила его руку и сделала вид, что помогает ему грести. Он был благодарен. «Чего только здесь со мной не происходит! Неужели я еще живу!» — звучало в нем.
Звезды появились на небе и на море. Удары весел рассекали кусок отражавшегося неба пополам, но небо было велико и море было велико. Они гребли у самого берега. Это был тот плоский берег, с которого Станислаус со своим отрядом начал наступление на остров.
Над ними было горное гнездо, оттуда били ружья итальянцев. А немцы ответили пушками…
Мельпо подняла руку. На берегу рос цветок, цветок в песке. Это выглядело, как чудо. Мельпо хотела пройти по мелкой спокойной воде к этому цветку.
Станислаус удержал ее, сам выскочил из лодки и пошел вброд по мелкой воде. Цветок оказался жестким. Станислаус ощупал его лепестки. Они были из бумаги. Станислаус огорчился. Он хотел принести Мельпо что-нибудь другое — может быть, красивую раковину улитки. Он нашел сверкающую раковину. Когда Станислаус хотел вернуться в лодку, то увидел, что лодка ушла в море.
— Мельпо!
Мельпо кивнула ему. А когда Станислаус поднял руку для того, чтобы помахать в ответ, то заметил, что в лодке сидит еще кто-то. Мужчина.
— Grazia![26] — донеслось из лодки.
Станислаус опустил руку. Там плыл итальянский capitano. Он плыл с Мельпо.
Станислаус не поднял тревоги. Он вошел в чем был в воду. Растоптал отражение звездного неба, нырнул, швырнул фуражку в море, снова нырнул и стал спокойнее. На берег он вернулся вброд. Горечь разливалась в нем, колючая горечь, как от листьев алоэ.
Он дошел до часового в гавани и сказал:
— Лодка перевернулась.
— Знал бы ты хотя, где находится лодка, — сказал часовой испуганно.