На языке пламени (Каннинг) - страница 116

– Это что, любезность шефа?

Копплстоун кивнул. Кранстон на мгновение смутился, но скрыл это – торопливо отвернулся, чтобы закрыть дверь. Вот почему майора не выпускали из усадьбы. Он так и не заматерел, слишком легко поддавался печали и стыду.

Копплстоун взял у Кранстона связку ключей, и тот молча ушел, оставив дверь в тир широко распахнутой. Копплстоун сел на низенькую табуретку у самой решетки. Гримстер подошел к столу и взялся за бутылку. Она уже была откупорена. Он налил себе, сел на койку, бережно держа стакан в скованных наручниками руках, согревая его.

– Когда приезжает сэр Джон?

– Завтра. Как обычно, – Копплстоун положил «дипломат» Гримстера себе на колени, открыл его, заглянул внутрь и тут же закрыл. – Чего тут только нет! Не многовато ли для обычного визита сюда? А что стряслось с Гаррисоном?

– Он объявился, когда я выкопал бумаги Диллинга.

– Где бумаги?

– Оригиналы у миссис Харроуэй. Я переснял их и оставил пленку в приемной сэра Джона.

– То есть мы будем вынуждены заплатить?

– Да.

– Великодушно, ничего не скажешь.

– Я бы назвал это по-другому.

– Что толкнуло тебя на измену? Факты или домыслы? Ты так много размышлял о Вальде и тебе было так горько, что ты задумал порвать с нами?

– Я просто пришел к определенному решению. – Гримстер улыбнулся и почти опорожнил стакан бренди.

Копплстоун встал с «дипломатом» в руках:

– Ты попал в беду, Джонни. Но все будет сделано честно – по нашим понятиям.

– Когда?

– Завтра. Или послезавтра. Точно не знаю. Лично я против тебя ничего не имею. Все дело в Ведомстве. Ты же понимаешь.

– Конечно.

У порога Копплстоун обернулся и добавил:

– Давно я не напивался так, как напьюсь сейчас. Ты крепко огорчил меня, Джонни.

Он вышел и запер за собой дверь.

Гримстер допил бренди и улегся на койку. Через полчаса он уснул.

На другое утро, в семь, к нему пришли те двое, что его арестовали, теперь они были в штатском. Один, с пистолетом в руке, остался у входной двери, другой принес Гримстеру воду и бритвенный прибор.

Через полчаса они вернулись и вынесли парашу. Тот, что был постарше, сказал: «Удивительно, как вам удалось побриться в наручниках», а младший не смог удержаться от восхищения: «Здорово».

Гримстер сел и развернул «Дейли Мейл», которую они ему оставили. В газете была фотография – длинная вереница машин у львиного загона и расплывчатые контуры ямы, вырытой Гримстером. Благородный герцог будет в восторге. Какой директор зоопарка не обрадовался бы такому случаю? Английская знать всегда была главным поставщиком зрелищ, впитывала эксцентричность с молоком матери. Трагическая смерть Гаррисона превратилась в сенсацию. Сэр Джон со своей стороны позаботится, чтобы Гримстер умер без шума. Его смерть будет картиной без цвета, мыслью без чувств. Джон отчетливо представил письмо, которое напишут матери. В досье погибших было полдюжины светокопий подобных похоронок… "Глубоко сожалеем… длительная служба… великая преданность… он был незаменимым… мы скорбим… " Длительная служба – только эти два слова не будут ложью. Мать сохранит письмо, станет оплакивать сына, превратит память о нем в еще одну тему для разговоров. Но сначала он убьет сэра Джона. Эта идея, холодная и твердая, как кремень, стала навязчивой. Ничто не остановит Гримстера.