Бывает и иначе. Не успели мы прийти в Церковь, как понимаем, что на нас возложена особая миссия: очистить ее от ненужного и неправильного. Нет, не сразу такое нас осеняет, первые полгода-год мы ходим все в покаянии и слезах, обмотанные четками, как пулеметными лентами, но потом бесы показывают нам зло и предлагают бороться с ним. Вот тут всю энергию и темперамент неофита мы обрушиваем на что надо и не надо. Но, к счастью, не надолго: год, два. Потом нас отбрасывает назад, в апатию и безволие.
Можно долго говорить о теплохладности и о том, что она приносит отрицательного в нашу духовную жизнь, но главное в корне, из которого она произрастает: эгоизм и самовлюбленность. Вот эти жуткие пороки являются второй причиной духовных заболеваний, точнее питательной почвою для беснования.
* * *
“Что-то не то нам говорите, — можете возразить вы мне, — а где пороки и преступления, где разврат, пьянство, воровство, о которых говорят сами бесы, что за это вошли?”
Пожалуйста. В 45-м номере “Аргументы и факты” за ноябрь 1997 г. статья — “Моя убийца-мама”. В ней рассказывается о мамах, которые убили зверски своих детей. Не буду вам цитировать весь кошмар, описываемый там, но что меня заинтересовало, так то, что все убийцы признаны вменяемыми и осуждены. Не собираюсь вмешиваться в правосудие и давать какие-либо оценки действиям экспертов: у них есть критерии, нормы, параметры...
Могу сказать лишь одно: “это наши клиенты”. Бывая в местах заключения и разговаривая с прихожанами лагерных храмов, многократно убеждался, что враг сначала овладел душою, а потом толкнул на преступление. Скованные заклятием и принуждаемые именем Господа Иисуса Христа бесу сами потом заявляют: “Да, это наша работа. Это я ей внушил”. Не верующие, искалеченные неправильной духовной жизнью, люди не могут понять, разобраться в нападении врага, в его внушениях или даже... действиях.
Плохо, что мы сами решаем, что хорошо, что нет. Отсюда в нас появляются твердые убеждения в том, что наши поступи и прегрешения простительны и маловажны. Сделав для себя такую установку, мы в дальнейшем пользуемся ею как законом. Причем мы равняемся по худшему, за эталон греха выбираем самое жуткое и страшное, тогда наши прегрешения выглядят детской шалостью, а это совсем не так. Против самых безобидных грехов, на наш взгляд, обрушиваются послушники, придя в монастырь. Стараются искоренить самость и эгоизм, отдавая себя в послушание наставникам и старшим. Борются против гордости, постоянно смиряя себя перед братией. Они и пришли в монастырь, в эту духовную лечебницу потому, что осознали свои болезни и преисполнились решимости бороться с ними: грех есть смерть. Почему же мы медлим в этой борьбе? Может быть, это нас не касается?