- Когда?
- Через несколько минут. Он дипломат, Джонни. По-своему - блестящий человек. Он - генеральный консул моей страны здесь, в Нью-Йорке, но он достоин гораздо большего. Я говорю это не потому, что люблю его. Я его совсем даже не люблю. Но он был ко мне очень добр. Выручил меня, когда я остро нуждалась в помощи. Поэтому не спрашивай меня, почему я вышла за него замуж. Тебе все равно этого не понять. Обещаешь?
- А из какой страны ты родом? - понуро спросил я.
- Скоро узнаешь. Мы как раз едем в наше консульство. Так ты обещаешь, что выполнишь мою просьбу?
- Да, - кивнул я. Я был готов пообещать ей все, чего бы она ни пожелала. Я уже вконец потерял голову и больше не принадлежал себе. Любовный омут засосал меня, как какого-нибудь не в меру пылкого и бездумного шестнадцатилетнего юнца. Впрочем, я вовсе не был в неё влюблен. Так, во всяком случае, я пытался себя уверить. Не подумайте, что я оправдываюсь. Я был перепуган, растерян и обеспокоен, а Ленни как раз подвернулась под руку, как снадобье знахаря. Почему-то её близость сулила мне, что все обойдется. Она была замужем, но взяла с меня слово не спрашивать - почему. Впрочем, главное для меня заключалось в том, что история с ключом должна была наконец завершиться.
Мы остановились перед величественным особняком, расположенным в районе Семидесятых улиц между Мэдисон-авеню и Пятой авеню. Такие особняки и раньше привлекали мое внимание. Я даже мечтал построить что-нибудь подобное, доведись мне когда-нибудь получить самостоятельный заказ. Рядом с массивными дверьми красовалась бронзовая табличка с надписью: "Генеральный консул. Республика - ". По причинам, которые вы поймете позже, я оставлю здесь прочерк.
Двери открыл швейцар в ливрее, склонившийся перед Ленни в низком поклоне. Мне показалось, что, будь на то его воля, швейцар подполз бы к ней на брюхе и облобызал пыль под её ногами. Случись такое, я бы, во всяком случае, ничуть не удивился, поскольку вполне разделял подобное желание. Ленни впорхнула внутрь, ободряюще улыбнулась мне и кивком пригласила следовать за собой по мраморному полу к высоченным белым с золотом дверям. Швейцар поспешил вперед, чтобы открыть двери, прежде чем Ленни успеет прикоснуться к ручке, и, любезно кланяясь, впустил нас в огромную обеденную залу, где возвышался накрытый на троих длиннющий стол. Во главе стола сидел, откинувшись на спинку колоссального кресла, самый толстый мужчина, которого я когда-либо видел. Он был невообразимо, до смешного толст, его голова утопала в ожерелье подбородков, глазки заплыли жиром, а из всех щелей и вырезов выпирали кольца и мешки кожи и жира. Тем не менее, завидев нас, толстяк вскочил с грацией и проворством легкоатлета, да и в походке его было что-то, напоминающее балетного танцора. Вы мне, должно быть, не верите, но именно такое противоречивое впечатление он производил.