Еще хуже стало, когда пришел сам Бонапарт. Он только что расправился с пятью директорами, приняв от троих отставку, а двоих отправив в тюрьму, и рассчитывал на столь же легкий успех в Советах. Но не тут-то было, ни в отставку, ни тем более в тюрьмы депутаты не желали.
Наполеон, привыкший, что при одном его появлении раздаются аплодисменты и приветственные выкрики, услышав нечто противоположное, совершенно растерялся. Его не только не восхваляли, от него потребовали ответа и грозили объявить вне закона! Их было много, гораздо больше сторонников свержения, депутаты начали попросту трепать Наполеона, обвиняя в попытке захвата власти. Обвиняя совершенно объективно!
Еще несколько минут назад бравый, генерал вдруг сник, побледнел и начал нести настоящую ахинею о собственной избранности, о том, что он солдат… пришел спасти… Франция гибнет…
Чувствуя, что дело плохо, сторонники сумели вытащить своего откровенно оплошавшего лидера из зала Марса, но и внизу оказалось не лучше.
Совет Пятисот тоже не поверил в наличие заговора, от которого надо спасаться с помощью Бонапарта, вернее, все понял верно – этот заговор самому Наполеону и нужен. Раздались крики:
– Бонапарта – вне закона!
– В Кайенну его! В Кайенну!
– За попытку захвата власти казнить!
И тут… Наполеон попросту грохнулся в обморок. Рослые гвардейцы поскорее вытащили его на руках на улицу. Войска, стоявшие перед дворцом, безмолвствовали, а ведь на их поддержку так рассчитывал будущий диктатор.
Из зала неслись крики с требованием объявить Наполеона вне закона и отправить на рудники. Стало ясно, что переворот попросту срывается. На улице, стоило привести Бонапарта в чувство, как тот, едва услышав крики с требованием отправить его с Кайенну, снова рухнул с лошади.
Люсьен, не желая отправляться вместе с братом, взял все в свои руки, он обратился к солдатам на площади:
– Во дворце засели убийцы! Они готовы уничтожить моего брата и вашего любимого генерала!
Солдаты не шелохнулись, им было совершенно непонятно, почему нужно защищать генерала, который вон лежит в обмороке…
И тут сыграла свою роль бездумная решительность генерала Мюрата, он поднял саблю:
– Я пошвыряю их из окон! Штыками их!
Когда толпа готова к действиям, неважно каким, ей нужен только клич, тоже неважно какой! На плечах Мюрата невесть откуда появилась пятнистая шкура не то барса, не то леопарда, вывезенная им из Африки. В руках сабля, глаза горят… Чем не лидер?
Дверь в зал заседания оказалась не открыта, хотя распахнуть ее не составляло труда, а попросту грубо выбита. Ворвавшись в зал, боевой генерал обложил на мгновение притихших от такого появления депутатов столь отборными ругательствами, что их изумление перешло в столбняк, а потом в панику. Совет Пятисот выскакивал в окна, опасаясь штыков солдат.