И, естественно, никакой личной жизни. Все делается только сообща. Удаление в свою комнату на сколь-нибудь ощутимо продолжительный период времени, за исключением времени сна, встречается нахмуриванием бровей, а что до возможности нам с Карен хоть ненадолго удалиться куда-нибудь вдвоем… даже забудьте об этом.
Впрочем, мы выторговали себе пару минут, вызвавшись добровольцами мыть посуду, пока ее предки смотрели телевизор. Что именно — понятия не имею. Я более или менее отказался от просмотра «ящика» — с тех пор как решил, что почти все, кто крутится в нем, просто-напросто лепечущие чушь сапожники. Собственно, это грозило создать очередную проблему после того, как будет покончено с тарелками, — кажется, я был обречен на вечерние игровые шоу и кривляние звезд экрана.
— Как тебе идея выклянчить разрешение прогуляться? — с надеждой спросил я у Карен, вытирая фужер.
Она грустно улыбнулась и покачала головой, не прекращая намыливать блюдце.
— Лучше не стоит.
— Почему нет? — запротестовал я. — Мы тепло закутаемся. Поиграем в снежки, устроим настоящую битву, если захочешь.
«И избавимся от ощущения существования под двадцатичетырехчасовым наблюдением, — ухитрился все-таки не добавить я, — и обязанности несколько следующих часов пялиться на телевизионное дерьмо».
Карен нащупала мою ладонь и сжала ее, после чего мы не могли не расхохотаться, поскольку она еще не сняла резиновые перчатки. Она брызнула на меня мылом, я щелчком переправил хлопья пены в ее сторону. Но не мог же я все оставить как есть, правильно?
— Почему нет? — снова спросил я.
— Мама, — неохотно ответила наконец Карен. — Пусть это смешно, но она так любит рождественские традиции. Ей нравится, когда мы все сидим дома, вместе, одной семьей.
— Тебе больше не пять лет. — Я страшно разозлился и пытался не показать это. — Ты уже выросла. У тебя есть своя жизнь.
— Знаю. Но сегодня Рождество. Понимаю, для тебя это непросто. Я, правда, ценю твои усилия. Это важно для меня, Родж. То, что ты стараешься вести себя с ними так же, как они с тобой. Так что усмехнись и снеси все, ладно? Пожалуйста.
И ее голос дрогнул. Я не знал, что раздражает Карен — я, или ее родители, или сочетание того и другого. Я просто протянул руку и обнял свою девушку за талию.
— Ладно. Извини. Все равно в следующем месяце у меня будет свой угол.
— О да. — Она игриво подтолкнула меня бедром. По крайней мере, в этом она была не настолько уж христианкой. — Вот будет здорово, правда?
Я воспользовался шансом наклониться и поцеловать ее как следует. За последние пару дней мне выпадало чертовски мало драгоценных возможностей. Это как большой глоток воды после засухи; ее руки крепко обвили мою шею, а наши тела плотно прижались друг к другу.