В числе тех, кто, будь такая возможность, мог бы считать мои эмоции и мысли в этот момент, наверняка нашлись бы постигшие и прочувствовавшие — из числа Стоявших на Вершинах. Снисходительно улыбнувшись, они подумали бы: "Вот и ещё один по-настоящему очарован Вселенной, мы-то давно прикоснулись к вечному".
Но они ошибутся.
Ибо, увы, никогда не смогут, даже стоя на самых дальних и неприступных земных пиках, понять, что это такое — в одиночестве плыть на темной скале по волнам ночного Нового Мира, где всё вокруг тебя — неведомое, всё — непознанное. Страшное, пугающее… и манящее до изумления: — "Почему я не боюсь этого мира, что со мной? Откуда взялась эта смелость, эта решимость и готовность к действию?" А это древнее… В вас проснулся мужчина древнего мира, которому племя доверило не просто стеречь границы, а найти новые угодья.
…Нет, ребята, вам не удастся познать это чувство — на Земле подобные эмоции последними испытали, пожалуй, покорители Дикого Запада, первооткрыватели Сибирских просторов и первые же казачьи патрули кавказских предгорий. Опасность есть, но она ещё не видна и не ясна. Красота завораживает и пугает. Ты одновременно ищешь одиночества и помощи — протянутой руки далёких от тебя друзей.
Это и есть Фронтир.
Когда вы стоите на одинокой скале и смотрите на границы, которые обязаны расширить, отодвинуть. Вот, что такое фронтир, а вовсе не то, что вы два года назад прочитали в скучном сетевом словаре…
Я уже собрался переходить на другую сторону площадки, как ночную тишь разорвал жуткий протяжный вой, идущий со стороны западного леса — оттуда наведываются разбойники-негры. Волчий? Громко-то как! Жуть… Тундровые волки, полярные, воют редко. Нет им времени тосковать, их, вот уж точно, в бескрайней тундре ноги кормят. Волки. Или… что похуже? Вот только собаки Баскервилей нам не хватало.
Бр-р… Нехорошие там места, туда мы гулять не хотим. Но ведь дорога-то по "нехорошим местам" проложена, значит, по ней ездят и ходят те редкие Красные шапочки, за счёт которых негрильские гопники и девонширские собаки имеют свой регулярный пирожок и горшочек с маслицем.
Осторожно пробираясь мимо сосен через всю площадку вершины, я осторожно вышел к её восточной, речной стороне. По пути пару раз запнулся о корни, торчащие из камней. Фонариком бы посветить, да нельзя. Фонарик в такой ночи — что лобовой прожектор тепловоза. Помню, как-то раз сигналил я на трассе, как ужаленный, думал, что это какой-то встречный придурок с одной фарой влепил мне в глаза — ксеноном на дальнем…
Вышел к сосне с проводом.