— И все это зря, черту в зубы, — кипятился разъяренный Соломон. — Канителятся, возятся с нами, а мы хулиганим и лодырничаем и колошматим педагогов по мордам.
— Это верно, — сказала Мурышкина Паня. — Я предлагаю, чтоб завтра же…
И она медленно стала излагать ему свои тяжеловесные мысли по поводу последних событий на Солнечной.
Их разговор происходил в перевязочной. Они лежали рядом на «трамвае» и ждали очередь к доктору Демьян Емельянычу. Что сделает с ними доктор, было им совсем неинтересно. О своих болезнях они и думать забыли, до такой степени они были захвачены обсуждением вчерашнего скандала. Даже когда Демьян Емельяныч вынул Панину ногу из шинки, и ее сразу глубоко внутри пронзила знакомая острая боль, Паня только брезгливо поморщилась и ни на миг не прервала своей увесистой речи.
Неподалеку от Пани на операционном столе лежал с размотанными бинтами Энвер, тоже в ожидании очереди, и хмуро вслушивался в каждое слово.
— Все Буба да Буба, Илько да Илько… — говорила она. — А мы тоже хороши, надо прямо сказать…
Так началось историческое совещание звенового актива.
Оно продолжилось в ванной и кончилось у хвостатого дерева уже перед самой молчанкой. К хвостатому дереву сдвинули кровати всех десяти звеновых, и оттуда в течение двух с половиной часов до остальной детворы нередко доносились слова: «подтянуть», «одернуть», «прекратить».
Тотчас же после молчанки звеновые огласили протокол совещания.
Протокол был написан по-взрослому — самим Соломоном:
Слушали:
О ликвидации прорыва на Солнечной.
О хулиганстве Бубы и Илька
Постановили:
Запретить бросание мастирок и чтобы сегодня же к ужину все мастирки были сданы звеновым.
Виновные в хранении и бросании мастирок будут записаны на черную доску.
Вызвать на соревнование ребят Приморской площадки на лучшее лежание в кроватях, на лучшую еду и молчанку.
Объявить себя ударниками по еде и молчанке, чтобы за едой не бузить и не жвачничать, а на молчанке не шушукать и не дрыгаться.
Объявить Ильку двухнедельный бойкот за его хулиганский поступок.
Бубу оставить в изоляторе до Первого мая.
К протоколу было приложено такое воззвание:
«Ребята!
В других корпусах ребята меньше, а дисциплина у них лучше, чем у нас. Нужно подтянуться, ребята, потому что мы очень отстали.
Сейчас у нас идет стройка по всей стране, и страна требует дисциплинированных и квалифицированных людей, а такие бузотеры, как мы ей не нужны».
Вот началась кутерьма! Было работы звонку председателя.
Больше всего взбудоражил ребят суровый декрет о мастирках.
— Ведь мастирка для меня заместо ног! — сердито доказывал Зюка. — Хорошо ходячему: он и туда и сюда… побежал и взял, а ты тут лежишь, как гвоздями прибитый, и кому какая беда, если ты подцепишь какую-нибудь розочку с клумбы, или тряпочку, или коробочку…