Борис не отрываясь смотрел на Машу. Она не поднимала глаз от книги, но все время чувствовала, как он смотрит на нее, и ей было неловко. Ей было неловко, ей казалось, что Борис сейчас, вот сейчас заговорит с ней, прервет ее, скажет ей какие-то решительные, очень важные слова, и она не знала, что ответить, как ей быть, и она волновалась, но вместе с тем ей было приятно. Почему-то ей было приятно, что он так смотрит на нее.
"Милая, милая моя", - думал Борис. Он молчал. Он сидел совсем тихо. Старался даже дышать тихо. Он не отрываясь смотрел на Машу.
- Клаузевиц... - сказала Маша. - Клаузевиц... Он рассказал о войне в своей книге. Еще он рассказал в своей книге о человеческом разуме. Он рассказал, как разум побеждает всюду, даже на войне. Слушай: "...но война - не забава, она - не простая игра на риск и удачу, не творчество свободного вдохновения; она не шуточное средство для достижения серьезной цели..." И дальше: "...но течение ее, во всяком случае, бывает достаточно продолжительным для того, чтобы дать ему то или другое направление, то есть сохранить подчинение ее руководящей разумной воле".
Солнце вышло из-за облаков, и яркий луч осветил комнату. Золотые пылинки блестели в солнечном луче. Волосы Маши засверкали на солнце. Она не поднимала головы и перелистывала книгу.
- А вот он пишет о бое, - сказала она. - "...Средство только одно бой. Как ни разнообразно слагается война, как ни далека она от грубого излияния гнева и ненависти в форме кулачной схватки..." Видишь? Видишь, как пишет он о твоем кулачном бое.
- Но, Маша, милая... - Он сказал "милая", и он забыл, что еще хотел сказать, и растерянно замолчал. Она быстро посмотрела на него и нахмурилась.
- Разум, - сказала она. - Разум человеческий. Клаузевиц пишет... Вот... Вот слушай: "...По своему общему облику война представляет удивительную троицу, составленную из насилия как первоначального элемента, ненависти и вражды, которую следует рассматривать как слепой природный инстинкт; из игры вероятностей и случая, обращающих ее в арену свободной духовной деятельности; из подчиненности ее в качестве орудия политики, благодаря которому она подчиняется чистому разуму..." Разуму! Снова разум, снова великий разум человека. Вот он, Клаузевиц, писал книгу в тихом скромном своем кабинете. Он спокойно писал о войне, а пышные генералы сражались, и сражались короли и полководцы! Они были знамениты. Слава и почести и все такое было у них. А Клаузевиц тихо сидел в своем кабинете, был хорошим семьянином и рано умер. Он не успел кончить свою книгу и умер. Но вот теперь мы не помним имен пышных генералов и полководцев, а имя Клаузевица живое, и его великая книга живет до сих пор. Владимир Ильич необычайно ценил Клаузевица. Владимир Ильич сам перевел с немецкого целые куски из книги Клаузевица. Понимаешь, ты, кулачный боец?