Однажды, отправившись в увольнение, Елизаров застал в доме Клыкова всю компанию.
— Проходи, садись, — сказал Клыков, показывая на свободный стул. — Поесть хочешь?
— Не откажусь.
Елизаров оглядел стол, заставленный едой. На тарелках лежали помидоры, свежие и малосольные огурчики, селедка, посыпанная кружками лука, колбаса, стояли баночки с красной и черной икрой. Посередине стола возвышался «гусь» — большая бутылка «Столичной» с особо красочной экспортной этикеткой.
— Вот и отлично, — сказал Клыков. — Пообедаешь с нами. А для начала есть разговор.
— Слушаю вас, Тимофей Васильевич.
— Слушать буду я, — сказал Клыков с неожиданной жест костью в голосе. — А рассказывать придется тебе.
— О чем? — удивился Елизаров.
— Ты говорил с Ромкой о ювелирном? — спросил Топорок. — О том, как его можно потрясти?
— Кому какое дело, о чем я говорю с бабой? — окрысился Елизаров. Его задел не сам вопрос, а то, что Ромка продала его Клыкову. Сучка трепливая! — Кого касается, что я делаю, думаю или говорю?
— Меня, милый, касается, — сказал Клыков. — И вот почему. Тебя в этот дом пустили с доверием, как своего. Ты здесь пьешь, гужуешься. Бабу хиповую отколол. Короче, стал равным. «Калаш» мы у тебя купили. Не для игры, как понимаешь. И вдруг выясняется, что ты пытаешься провернуть дело у всех за спиной и при неудаче всех нас подвести под статью. Об этом ты подумал?
— Нет, — сказал Елизаров растерянно. — Но я эту хреновую лавочку с цацками не сейчас потрясти собрался. Перед самым дембелем. Сделаю и уеду. Вы — здесь, я далеко…
— Да ты у нас деловой! — подал голос Зотов.
— А что? — с вызовом спросил Елизаров. — Каждый работает, как умеет.
— Дурак! — сказал Клыков и презрительно сплюнул на пол. — Тебе только Ромку валять. Работник!
Елизаров вскочил обиженно, щеки его вспыхнули злым румянцем.
— Ну вас! Лучше пойду…
— Сядь! — приказал Клыков. — Сядь и слушай!
Елизаров снова опустился на стул.
— Так-то лучше, милок. Теперь закручивай мозгу, другой тебе такого никогда не скажет.
Елизаров взял с тарелки малосольный огурец и стал с хрустом жевать, демонстрируя пренебрежение ко всякого рода нравоучениям. Мало их, что ли, дома читала мать, а на службе изрекали офицеры и прапорщик Койда? Но тут случилось неожиданное: Клыков приподнялся с места и ребром ладони ударил Елизарова по кисти. Огурец, вырвавшись из пальцев, ударился о буфет. И тут же подскочивший со спины Топорок приставил к горлу сержанта нож. Спросил, растягивая слова.
— Ко-он-чить его, а-али как?
— Да вы что, мужики?!
Елизаров испугался не на шутку. Все приемы, которые он знал, не годились в подобной ситуации и освобождения не сулили.