– Люся! Собери охотничий запас нашему инженеру, – зычно крикнул Корней еще от хвостовых вагонов и пошел быстрее, с хитроватым прищуром наблюдая суету народа, опознавшего большую новость и уже любопытствующего. – Люся! Слышь?
– Собираю, Корнеюшка, – отозвалась тихая и расторопная жена начпоезда.
– Белье собери и лекарства самоважные, – велел начпоезда. – А я к котлу, сейчас народ соберем, поезд продвинем, куда велишь, и я выделю тебе револьверт.
Корнеевский «револьверт» оказался куда лучше, чем того ожидал Шарль. Вороненый, матовый, в смазке. Не ликрейского производства, хотя и здесь делают толковое оружие. Но этот – любимой франконцем льежской семейной фирмы, которая по тайному заказу поставляет партии доработанного товара почти всем магическим полициям и службам Старого Света. И ордену джиннов тоже. В ладонь револьвер лег, словно был давно знаком. Корней деловито забрал пистолет, завернул в промасленную ветошь, уложил в свободную ладонь джинна цокающий патронами мешочек, тяжелый и объемистый.
– Таким вот образом, – буркнул он, начиная переживать и прощаться. – Все собрал? Проверил?
Шарль кивнул. Глянул еще раз на карту, создал магическую копию, чтобы не нести листки и не возиться с разворачиванием и сворачиванием. Принял у Люси заплечный мешок с продуктами, сунул в него принесенное из своего купе имущество. Сменил по настоянию Корнея куртку на более удобную, крепкую, серо-зеленую – наилучший цвет для здешнего леса.
– Пойду. Вот так я намерен двигаться. – Шарль прочертил линию на карте. – Прибудет дирижабль, им расскажете подробно.
– С Богом, – вздохнул Корней, комкая ветошь. – Эх, непутевый ты, а все одно: уж берегись. На рожон не лезь, маги завсегда к злодейству склонны.
– Я сам таков, – подмигнул Шарль.
Он отвернулся и пошел прочь, вниз с насыпи, через густой, путающий ноги багульник. Было до головокружения странно уходить и ощущать направленные в спину взгляды. Никто и никогда не провожает джиннов. С первого дня в ордене детям объясняют, как нелепы и жалки слепоглухие бездари. К ним допустимо питать лишь презрение, они ничтожны и годятся для манипулирования, не более того… Дети верят и постепенно привыкают быть избранными. А точнее, одинокими, безразличными и к чужим бедам, и к чужой радости. Обделенными и жалкими. Теперь он, повзрослевший Шарль с собственным лицом, знает правду, оплаченную личным опытом и размышлениями. И потому ему не слишком сложно оставаться собой, и нет более мечтаний о нелепых синих глазах и совсем уж смешных кудрях. Не так дурно ощущать себя настоящим Шарлем де Лотьэром, которого провожают как родного. Целый поезд своих. Родина на колесах. Единственное место, куда хочется вернуться…