Эйлер утонул в тончайшем аромате её духов, пышная грудь Кшесинской изрядно волновала… Павел Христофорович ощутил прилив желания и, едва сдерживаясь, дабы не припасть к сей роскошной груди в страстном поцелуе, сказал:
– Конечно, сударыня! Только, прошу вас, осторожнее! Иначе раните меня булавкой прямо в сердце!..
Гости, оценив двусмысленность шутки, засмеялись. Барон фон Нагель лишь скупо улыбнулся. Он вообще был немногословен.
* * *
Эйлер и соблазнительная Даная лихо выплясывали польку. Гости любовались грациозностью дамы и удивлялись полковнику: казалось, он совершенно потерял голову! Однако никто не осуждал именинника: ни женщины, ни (тем более!) мужчины.
Когда гости пустились отплясывать мазурку, барон фон Нагель, всеми незамеченный, покинул зал и направился к выходу. В дверях к нему подошёл лакей и, поклонившись, вежливо поинтересовался:
– Господин желает уйти?
– Нет, нет, любезный… Я всего лишь хочу подышать свежим воздухом. К тому же вот-вот должен подъехать один мой знакомый виконт… Он тоже намеревался засвидетельствовать почтение хозяину дома.
Лакей ещё раз поклонился и отошёл.
Барон фон Нагель вышел во внутренний двор, где его тотчас обдало свежестью и прохладой. Однако он явно был слегка возбуждён, поскольку даже не заметил этого.
Фон Нагель неспешно прошёлся по двору, вымощенному булыжником, краем глаза отметил исправную каретную и недавно возведённые хозяйственные постройки. Подойдя к воротам, долго смотрел на улицу, словно желая как можно лучше разглядеть открывшийся перед ним вид. Панорама взору предстала самая наивыгоднейшая: Моховая улица практически прилегала к Кремлю, со двора отчётливо были видны его башни и стены.
Совершив ознакомительный променаж, барон остался доволен. Он извлёк из кармана атласного жилета золотые немецкие часы: время близилось к семи вечера. А вот и долгожданный цокот копыт – к дому Эйлера приближался экипаж.
Барон обратился к привратнику, поведав ему ту же «легенду», что и лакею. Сомнений у привратника не возникло, и экипаж въехал во двор. Барон, отворив дверцу, расплылся в улыбке:
– Прошу вас, господин Синклер!
Из пролётки вышел сухопарый человек, облачённый во всё чёрное. Покрутив головой, несколько напоминающей журавлиную (ибо была подхвачена чрезмерно высоким и жёстким воротником), он изрёк по-английски: «Very good!», а затем добавил на ужасном русском:
– Ошен хорош… Кремл…
– Да-да, господин Синклер, только вот он – Кремль! – барон развернул англичанина в нужном направлении.
Господин Синклер, увидев настоящий Кремль, не удержался от восторга: