И назову тебя Альба Эстер (Карент) - страница 198

Майкл сам давал полусонной Эли лекарства, а ночью, лежа в своем, смежном со спальней, кабинете на диване, постоянно прислушивался к ее прерывистому дыханию.

Утром Елена почувствовала себя гораздо лучше. Майкла не было. Миссис Крембс заботливо напоила Елену чаем, дала лекарства. Вскоре приехал доктор, одобрил, в целом, состояние здоровья больной и распорядился о продолжении лечения и строжайшем постельном режиме.

— А мистер Майкл звонит чуть не каждый час, — рассказывала Елене миссис Крембс, в очередной раз пытаясь накормить ее и напоить чаем. — Он очень волнуется за вас!

Елена никак не реагировала на эти слова, потому что хотела только одного — чтобы ее оставили в покое, а еще лучше — забыли о ее существовании.

— Вы вот ничего не едите, — продолжала с укором Анна, — поэтому никак и не поправляетесь.

— За один день не выздоровеешь, — улыбнулась ей Елена. — Я хочу только спать, спать, спать.

— Отдыхайте, отдыхайте! Сон хорошо восстанавливает силы, — согласилась миссис Крембс. — А я потом еще зайду. Может, вы чего-нибудь хотите?

Елена отрицательно покачала головой и закрыла глаза. Она думала о том, что жизнь ее причудливым образом запуталась. Отношения с Майклом, до свадьбы

— доверительные и дружелюбные, стали невыносимо мучительными. Создавалось впечатление, что она и Майкл за что-то мстили друг другу. Каждый упорно отстаивал что-то свое, не понимая и как будто даже не пытаясь понять другого.

«Хорошо… — Елена постаралась быть объективной. — На вечере я, возможно, поступила неправильно. Конечно, Майкла следовало предупредить, где я и с кем. Судя по всему, с Борисом у него — дружеские отношения, и он не стал бы возражать против нашего времяпрепровождения. Но почему Майкл так негодует по поводу Билла? Он был так резок, когда говорил о каких-то наших «отношениях». Какие «отношения»? Майкл еле сдерживал себя… «Елена снова, до мельчайших подробностей, вспомнила их вчерашний разговор. Она пыталась изо всех сил осмыслить то, что произошло между ними.

«Майкл ревновал, — заключила она. — Ревновал!.. Но почему? Где повод? А эти его ужасные условия? Он же прекрасно знает, что ни одно из них неприемлемо для меня. Как он не понимает, что обвинил меня, со всей жестокостью и беспощадностью, в непорядочности! Если уж он убежден, что я ловко захомутала богача-иностранца, то что говорить о других?.. Пусть они все здесь остаются! Им привычно и хорошо. А я уеду. Вот только необходимо набраться выдержки и терпения. Надо подождать. Ну когда-нибудь же Майклу надоест эта трагикомедия?!! Если я буду незаметной, не буду раздражать его, буду избегать, по возможности, встреч с ним, то стану ему безразлична, и он откажется от своих безумных «вариантов». Зачем ему безликая безучастная тень? Он и сам говорил об этом. Тоже мне, игрок! Оскорбил меня и рад! Все, все — не так! Обман, обиды, ревность эта дурацкая!.. Вспомнил бы о своей драгоценной Шарон! Может быть, он и сейчас с ней! Я — болею, а он — с ней! Хорош, нечего сказать! А может, я уже умерла?!! «Елене настолько стало жалко себя, брошенную, никому ненужную, забытую собственным мужем, что она заплакала. А потом повернулась набок и уснула.