Однажды неожиданно приехал начальник отряда.
Он просидел минут десять, все время говорил о прекрасных качествах Головина как командира - воспитателя молодых бойцов - и туманно намекал на какие-то радостные новости, которые ожидают Андрея Андреевича после госпиталя.
Дружески простившись и пожелав скорейшего выздоровления, он ушел.
Весь вечер Головин пролежал в самом мрачном настроении. Он решил, что начальник своим разговором подготовляет его к переводу на берег. Наверное, на какие-нибудь курсы. Пора, мол, старику на покой.
Вот и расписал про командира-воспитателя, про радостные новости.
Думает - обрадуется старик тепленькому местечку.
Так нет же! Не бывать этому!
Ночью Головин не спал, а думал. Решение сложилось к утру.
После завтрака Андрей Андреевич подозвал сиделку и попросил бумаги, перо и чернила.
До обеда он писал, старательно выводя круглые большие буквы, зачеркивая написанное, рвал листки и начинал снова.
Наконец, усталый и злой, кончил. Получилось несколько размашистых строчек.
Командира катера номер сто
Головина Андрея Андреевича.
Начальнику отряда
Р а п о р т
Прошу отчислить меня в долгосрочный отпуск по причине
преклонного возраста (рожд. 1882 года) и болезни. Для продолжения
курса лечения мне необходимо демобилизоваться непосредственно после
освобождения из госпиталя.
Бумажку Головин аккуратно сложил и попросил сиделку спрятать в карман кителя.
3
В солнечный, холодный по-осеннему день Андрей Андреевич вышел из госпиталя. Он слегка прихрамывал. Краснофлотец с эсминца выстругал ему палку. Белое, ровное дерево удобно лежало в руке.
Госпиталь был в военном городке на острове.
Головин шел к пристани.
На морозном воздухе дышалось легко. Андрей Андреевич вспомнил о том, что с госпиталем кончился запрет на курение. Сунул руку в карман бушлата, нашел пачку с голландским табаком. Но вспомнил о потере трубки, и сразу пропало хорошее настроение. Еще и часы. Хорошие были, хоть и старинные и не особенно шикарные с виду.
Подходя к пристани, Головин еще издали услышал гудки пароходика, отходившего на берег. Головин заторопился, забыв о ноге, попробовал побежать, но через пять шагов остановился и даже тихонько застонал от боли. Пароходик отваливал от пристани, а Головин, проклиная все на свете, ковылял к мосткам.
- Товарищ командир! Товарищ Головин! - Знакомый веселый голос окликнул его откуда-то снизу. Это был рулевой Захарченко. Он стоял на сходнях к мосткам. Веселый голос разозлил Головина еще больше. Еле сдерживаясь и не оглядываясь, буркнул что-то неопределенное и пошел дальше.